— Жуаез прав, матушка, — сказал Генрих, — сейчас речь идет не о Лотарингском доме, не о Гизах и — главное — отнюдь не о королеве. Речь идет о том, что будет разделен на четыре куска господин де Сальсед, преступник, намеревавшийся умертвить моего брата.
— Мне сегодня что-то не везет, — сказала Екатерина, внезапно уступая, что было у нее самым ловким тактическим ходом, — до слез обидела свою дочь и — да простит мне Бог, — кажется, насмешила господина де Жуаеза.
— Ах, ваше величество, — вскричала Луиза, хватая Екатерину за руки, — возможно ли, чтобы вы так неправильно поняли мое огорчение!
— И усомнились в моем глубочайшем почтении, — прибавил Анн де Жуаез, склоняясь над ручкой королевского кресла.
— Да, правда, правда, — ответила Екатерина, пуская последнюю стрелу в сердце своей невестки. — Я сама должна была понять, дитя мое, как тягостно для вас, когда раскрываются заговоры ваших лотарингских родичей. Хоть вы тут и ни при чем, но не можете не страдать от этого родства.
— Ах, это, пожалуй, верно, матушка, — сказал король, стараясь примирить всех. — На этот раз мы наконец-то можем не сомневаться в причастности Гизов к этому заговору.
— Но, сир, — прервала его Луиза Лотарингская смелее, чем прежде, — вашему величеству отлично известно, что, став королевой Французской, я оставила всех своих родичей далеко внизу, у подножия трона.
— О, — вскричал Анн де Жуаез, — видите, сир, я не ошибся. Вот и осужденный появился на площади. Черт побери, и гнусный же у него вид!
— Он боится, — сказала Екатерина, — он будет говорить.
— Если у него хватит сил, — заметил король. — Глядите, матушка, голова у него болтается, как у покойника.
— Я и говорю, ваше величество, — сказал Жуаез, — он ужасен.
— Что же вы хотите — чтобы человек с такими злодейскими помыслами выглядел привлекательно? Я ведь рассказывал вам, Анн, о тайном соответствии между физической и нравственной природой человека, как его поняли и истолковали Гиппократ и Гален.
— Не отрицаю, ваше величество, но я не такой понятливый ученик, как вы, к тому же мне нередко приходилось видеть весьма некрасивых людей, которые были очень доблестными воинами. Верно, Анри?
Жуаез обернулся к брату, словно ища у него одобрения и поддержки. Но Анри смотрел прямо перед собою, ничего не видя, и слушал, ничего не слыша. Вместо него ответил король.
— Бог ты мой, дорогой Анн, — вскричал он, — а кто говорит, что этот человек не храбр? Он храбр, черт возьми! Как медведь, как волк, как змея. Или вы не помните, что он делал? Он сжег одного нормандского дворянина, своего врага, в его же доме. Он десять раз дрался на дуэли и убил трех противников. Его застали за чеканкой фальшивой монеты и за это приговорили к смерти.
