- Че у тебя вечно нет ничего?
- Жизнь обделила. - спокойно ответил Леший, несмотря на болящую от удара челюсть.
Скрип, отжатие приводов. Анархист, как и Гудрон выходили на поверхность. Они не прощались, да и никто не пожелал бы удачи. Леший материл про себя всех подряд: Ганзу с её двояким величием; подстилку под ганзейцев - челнока, который неведомым образом заставил его идти с ним; даже эскалатор, ведущий на поверхность тоже был виновен.
С каждым шагом он чувствовал себя ближе к небу. Анархист оглянулся. В едва различимой темноте, он смог разглядеть фигурку прилепленного гипсового человечка к стене. Тот сидел на стуле, и всякий раз, когда Леший поворачивал голову, хищно улыбался.
- Пыхтеть в противогазе дело не прибыльное, - бубнил Гудрон. - Ты это, по сторонам в оба гляди.
- У меня перед глазами только задница твоя, - съехидничал Леший. - Вообще, я с отморозками не разговариваю. И с падлами тоже.
- Ну-ну, - хмыкнул челнок. - Я вот думаю, пристрелить тебя, или в покое оставить? Прямо тут - на эскалаторе.
- Твоя совесть, тебе и решать. Нах тебе безоружный нужен?
Гудрон промолчал. Леший поднялся по эскалатору и ступил на грязную, разбитую плитку Белорусской. Огляделся.
«Что не говори, а вокзалы - вот то, что действительно отличается. У каждого города, района - свой, личный, - думал Леший. - Но только не метро, оно всегда одинаково...»
- Скажи хоть куда идём?
- Сначала на Трубу, после, чтобы фашистам и красным глаза не мозолить - на Турген, - Гудрон говорил сокращенно, Леший лишь мог догадываться о действительных названиях станций. - На Трубе лютая дичь творится... Люди идут через неё, пропадают. Да, даже не пропадают, а... - он внезапно прекратил разговаривать. Бешено оглядевшись по сторонам, продолжил тихо: - Так, парень, держись за спиной, если кого-то увидишь - не ори, как девка резаная... Нам шуметь не надо, попадем иначе в адо, хе-хе.
Леший кивнул. Без оружия, без какой-либо защиты, без всего идти на поверхность. Он признал бы это раньше сумасшествием, если бы сейчас не шёл по опустошенному филиалу; не вдыхал через фильтры противогаза заражённый воздух. Здания, все они, даже издалека выглядели устрашающе, а от зимнего холодного ветра потихоньку начали мерзнуть ноги.
Анархист не знал, сколько сейчас времени, сколько его уже прошло, сколько его осталось. Тогда, аномалия что-то сделала с ним, он не хотел ни разговаривать, ни петь. Он понял, что действительно устал. Понял, что больше нельзя жить прежней жизнью, но менять ничего не получалось.
