Или вот взять кроликов. Даже если б они умели говорить, все равно вряд ли объяснили бы, что заставляет их цепенеть при виде змей. Не дает удрать и, соответственно, не быть съеденными.
С другой стороны, объяснений и не требовалось. Отчитываться-то капитану-владельцу было не перед кем. Если где обсуждение действий капитана и было под запретом, то в первую очередь на борту «Черепахи». Потому, услышав очередной и довольно странный приказ, члены команды лишь поворчали немного да вполголоса. После чего шхуна все-таки сошла с прежнего курса.
От подспудного желания удалиться от обитаемых земель у капитана-владельца успела разболеться голова, начало пошаливать сердце, а аппетит временами пропадал напрочь. Порою очередной завтрак, обед или ужин хозяина «Черепахи» оборачивался срочным бегством к ближайшему из бортов. Где, свесившись с него, капитан исторгал в море то немногое, что успевал съесть.
Само собой, на поведении владельца судна это сказалось не лучшим образом. И прежде не отличавшийся мягкостью и кротким нравом, он теперь поминутно бранил подчиненных за лень и за то, что корабль движется-де недостаточно быстро. А еще распорядился выпороть того единственного матроса, который робко так решился ему возразить. Что, мол, он и так сутки не спал, делает что может, а кто виноват, что ветер недостаточно сильный? И вообще, чего капитана так потянуло, демоны знают куда?
Но капитан-хозяин не желал ничего слушать. Ни вопросов, ни возражений с объяснениями. Отпускать его начало лишь неделю спустя. Когда, уже после захода солнца, «Черепаха» начала приближаться к острову — необитаемому, судя по отсутствию хотя бы на берегу домов и других искусственных сооружений. А также по обильно разросшемуся лесу, покрывавшему остров почти целиком. О, в тех местах, где живет много людей, лес становится куда реже и выглядит гораздо худосочнее.
В голубовато-пурпурных сумерках остров показался капитану-хозяину шхуны удивительно красивым. Стоя у борта, капитан неотрывно разглядывал его в подзорную трубу, любуясь на скопище развесистых деревьев, светлую полосу песка да непрерывно дымящийся вулкан. И чувствовал, как покидают его напряжение и недомогание последних дней.
— Из-Монта-Фог, — услужливо сообщил штурман, как раз подошедший с засаленной картой под мышкой, — дрянное место, говорят.
— Ну, не всему, что говорят, нужно верить, — возразил один из матросов, — вдруг здесь где-то клад зарыт…
— …или живет одинокая красавица, — вторил его товарищ, причмокивая, — которую прокляли, а проклятье может снять лишь тот, кто ее полюбит. Хорошенько так… м-м-м, полюбит. А из одежды на ней, представь, только пара пальмовых листочков. Хотя и это необязательно… ой, а что там еще, бивень моржовый мне в глотку?
