— Желательно кого-нибудь пригласить, в качестве понятых, — сказал я, опережая её вопрос.
Я отлично понимал, что не в моих интересах находиться в том месте, где может быть обнаружен труп человека, но мне очень понравилось выглядеть в глазах бывшей любовницы крутым начальником, достигнувшим определённых высот карьерного роста.
— Здесь, — Лихачёва указала на дверь, расположенную рядом с комнатой Ивана Никаноровича, — живёт восьмидесятилетняя бабулька, преподаватель химии. Я тебе о ней уже рассказывала…
— Это именно та Ирина Александровна, которая определила, что в вашей коммунальной квартире появился трупный запах? Или, как она выразилась: запах смерти…
— Да. Но она вряд ли сможет оказать какую-либо существенную помощь…
— Я уже это понял. Ты предупредила, что она сутками прикована к постели.
— У неё ноги парализованы! — заявила Татьяна бесстрастным тоном.
— За ней кто-нибудь ухаживает?
— У Ирины Александровны когда-то был муж, но он скончался от пневмонии в сорокалетнем возрасте.
— Детей нет?
— Есть сын. Военный. Служит где-то на Дальнем Востоке.
— Мать навещает? — невинно поинтересовался я, хотя мне было совершенно наплевать на их семейные взаимоотношения.
— Здесь бывает очень редко. Практически один раз в пять лет. Да и не задерживается дольше, чем на неделю.
— Значит, можно считать, что она одинокая женщина, — констатировал я, преследуя свои меркантильные интересы.
Коммунальная четырёхкомнатная квартира, в которой один из хозяев уже теоретически мёртв, а вторая квартиросъёмщица находилась на грани между жизнью и смертью, не могла не привлечь моё внимание. И хотя я не был чёрным риэлтором и не занимался квартирными вопросами, всё ж таки мог обратиться к нужным людям и при этом поиметь личную выгоду.
— Так сложилось, что у Ирины Александровны, кроме нас, никого нет, — с глубоким вздохом произнесла Лихачёва.
— Значит, она постоянно лежит в постели? — ради уточнения переспросил я.
— У неё есть инвалидная коляска. Но я думаю, что Ирина Александровна тебе не помощник.
— Разумеется, приглашать её в качестве понятой нет смысла, — согласился я, и поинтересовался:
— Так она хоть когда-нибудь пользуется этой коляской?
— Мы с дочерью иногда помогаем Ирине Александровне в неё забраться, а уж потом она сама потихоньку передвигается по комнате.
— А как же мебель?
— Мебели у неё не так много. Вернее, осталось не так много. Лихие девяностые не прошли для неё даром…
Усилием воли Лихачёва придала себе самый равнодушный вид, хотя было заметно, что упомянутые времена для неё самой не остались незамеченными, и наверняка ощутимо сказались на её благосостоянии.
