Та, что находится слева от меня, наконец, говорит:
– Ну, как? Припоминаешь что-нибудь?
– Вы что, смеетесь надо мной??
– Нет. Не смеемся. Оглянись по сторонам
Мне трудно понять, на что они намекают:
– И?
– Ты у себя дома, – голос у девушки ровный и невыразительный
– Бред! Я даже не знаю, куда я попал!
– В свой внутренний мир воспоминаний, – отвечает вторая слепая.
– Ну да. Конечно же… в свой внутренний мир воспоминаний…
Стоп! Это слова доктора Больцмана. Откуда вы о них знаете?
– Мы знаем о тебе многое
Тон, с которым они говорят, их вид и их уверенность вызывают у меня отторжение. После долгой паузы я спрашиваю:
– Меня отключали вы?
– Можно и так сказать
– Почему?
– Видишь ли, ты живешь чужой жизнью
– Как так? Опять бред какой-то. Какая такая чужая жизнь? Моя жизнь – это моя жизнь! И мне она нравится! Она не может быть мне чужой?
– И все-таки она чужая
– Кто вы вообще такие, чтобы решать, что мне подходит, а что не подходит?
– Ты забыл, где находишься? Ты в своем внутреннем мире, в своем. Мы всего лишь его части. Мы – это ты
– Вы думаете, я вам верю?
– А тебе и не нужно верить. Все уже сделано. Ты сам все это устроил: сам себя отключал, сам себя сюда заманил, сам для себя оставил следы, чтобы открыть нужные двери. Теперь ты понимаешь, от кого на самом деле избавляются? Ты и есть твоя Проблема, и ты здесь и останешься. В мои уши плавно вливается странный гул, похожий на гул самолета.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
Щелчок замка. Дверь распахивается, и я вхожу внутрь квартиры.
В моем убежище тихо. Если вообще клоповник в четыре стены можно назвать убежищем, то да, – это мое убежище.
Мои хромоногие мысли плетутся впереди меня. Не снимая черное кашемировое пальто и грязную обувь, я ступаю по ворсистому ковру. Не люблю порядок и современную мебель. Именно такая полуразрушенная квартира мне и подошла.
Больцман мертв. Его ассистент тоже. Сегодня я сделал фотографии, на которых они изображены сразу же после смерти. Я достаю снимки и закрепляю их канцелярскими кнопками на стенах. Портрет Ленни, – как икона, как главная моя драгоценность, висит над кроватью.
Прошлая жизнь все еще пытается найти меня, жужжа сотовым телефоном. Я не обращаю внимания на вибрацию и разматываю пластырь, которым перевязаны мои руки. Пластырь необходим мне в людных местах, чтобы ненароком не дотронуться до случайного человека кожей пальцев. Иначе я тут же почувствую чужую боль. А она мне не нужна.
Я подпираю кулаком подбородок, нахожу телевизионный пульт и включаю ящик. Телевизор не показывает, но изображение есть. Я принимаю сигнал на частоте, доступной только для меня
