Пораженный этим открытием и потрясенный непостижимыми потерями, он сказал, что уединился на одном острове и оставался там свыше трех лет. Время остановилось. Все и ничего не стало для него тем же самым. В своем месте уединения он был глубоко подавлен; у него был роскошный стол, но не было аппетита. У него была только жажда знаний.
— Я поглощал книги днем и ночью, сидя и стоя, на ходу и на бегу. Я домогался их с тем же желанием, с которым астматик добывает воздух, я втягивал их в себя с тем же отчаянием, с которым жаждущий втягивает в себя воду. Я проглатывал книги по философии, неврологии, истории, социологии, психологии, теологии. — И подчеркнул: — Книги оказались паспортом для путешествия в наиболее неизвестный и близкий мир, душевный.
После этого процесса Учитель собрал себя по кусочкам и вернулся в социальную среду, но уже был другим человеком с другим мировоззрением; он больше не смотрел на общество по-прежнему. Он не стал ни героем, ни мессией, но человеческим существом, осознающим свое несовершенство, собственное безумство и безумство общества. С интеллектом, закаленным в высокой температуре, он с тех пор перестал хотеть изменить мир, а отважно заявлял о том, что есть другие возможности, другие пути. Продажа грез превратилась для него в воздух, душу, энтузиазм, дыхание, смысл существования,
Но все еще множество вопросов беспокоят меня, когда я думаю о его жизни. К чему он хочет прийти? Чего он в действительности от нас хочет? Почему он все время стремится к тому, чтобы будоражить мозг идущих за ним? Может, он бежит от чего-то? Действительно ли он блистал на общественном поприще? Как возможно такое, что тот, кто был очень уважаем когда-то, позволяет вешать на себя ярлыки лжеца, психопата, бунтовщика? Кем он был на самом деле?
После того как на большом стадионе Учитель рассказал несколько глав своей жизни, он стал хранить молчание. Он ни слова не говорил о своем загадочном прошлом. Мы не знаем, пользовался ли он иносказательным языком, сообщая что-либо о себе, и происходило ли все, что он говорил, в реальности. Мы выявляли это мелкими порциями, по мере того как разузнавали все сами. Но что нас больше всего волновало, так это риск умереть, которому в последнее время он подвергался.
Мы не знали, кто хочет убить Учителя и почему хотят устранить, вырвать из окружения живущих на Земле людей человека, который излучает мягкость и щедрость. Обеспокоенный опасностью, которая грозила его друзьям, он сделал так, чтобы отдалиться от нас. Но мы настояли на том, чтобы остаться. Не имея понятия о масштабах этой опасности, Бартоломеу, наоборот, даже предложил себя в качестве охранника.
