— И в Эдеме?!
— Около Эдема, когда ночью на монастырском газоне помирал. Помните, я рассказывал, как бился цинем с отморозками в усадьбе? А потом всю ночь солнечный Эдем видел, поэтому и не замерз.
Я растерянно молчала.
— Да не переживай так, мать! Каждый видит то, что хочет. Пошли лучше в кабинет-гостиную, чая попьем с куличами.
— У вас и кабинет есть?
— Конечно! Себя нужно уважать. Я художник и реставратор — мне нужно место для раздумий. Или я преувеличиваю?
— Нет, не возражаю, все так.
Кабинет находился этажом ниже: небольшая прямоугольная комната с круглым старинным столом; чашки и блюдечки дешевенькие и современные, но безукоризненно чистые — видно, что куплены в магазине, а не на помойке найдены; полки и скатерть были икеевские, зато чайник с лебединым носиком гордо седлал примус, как в довоенных фильмах. А больше всего удивляло количество книг, папок и связок каких-то газет и журналов, которые валялись на полках и рядом.
— Садись! — Василий заботливо пододвинул легкий пластмассовый стул, похожий на стулья в кафе.
— Сколько всего... Сколько у вас здесь книг!
— Ну, Интернета у меня нет, а вечерами приходится себя занимать. Вот с песиком ходим-бродим, подбираем книжечки-журнальчики, даем приют сиротам. Месяц назад почти всего Брокгауза нашли. Переплеты из настоящей кожи. Треха хотел погрызть — да, мой мальчик? — я отобрал. Сейчас очень много книг выбрасывают: люди внезапно поняли, что это не только источник знаний, но в первую очередь источник библиотечной пыли. Воздух забирают...
Он задумчиво погладил бороду.
— А у меня здесь воздуха много, аллергией мы с Трехой не страдаем и используем печатную продукцию по прямому назначению — читаем и наслаждаемся. Так что считайте меня еще и библиофилом.
Он очень старательно ухаживал за мной: развлекал разговорами, энергично звенел соском медного умывальника, помогая мыть руки. Потом красиво расставил чайную посуду, разрезал кулич, развернул шоколадку, выложил белую горку пасхи. Последней в пакете была найдена бутылка кагора. Василий извлек ее на свет, склонив по-вороньи голову набок, осмотрел находку, держа за длинное горлышко, с нежностью взвесил в руке, блеснул карим глазом и убрал за книги.
— Эх, с глаз долой — из сердца вон! Не буду: запойный я, Анна Александровна, могу праздник испортить.
Но я уже не боялась и, глядя на довольного спасенного Треху, свято верила в порядочность его хозяина. Однако поддеть все-таки хотелось.
— Боитесь выпить и встать на путь грязных сексуальных домогательств?
