Записки переводчицы, или Петербургская фантазия | страница 47



Внезапно меня осенило: раньше здесь не было зеркала, в этой нише располагались вешалки. А зеркало стояло напротив. В тот Новый год все веселились, а мы умирали от тоски. Мы убежали от них и зарылись в шубы, чтобы нас никто не нашел. Нас интересовала только любовь! А мех был такой мягкий и пах морозом, свежестью... Я почувствовала, как голова пошла кругом. Никогда! Какое ужасное слово: никогда, никогда, никогда. Как несправедливо, что отец Владика умер так рано! Казалось, жизнь без него не имеет смысла, однако я все-таки живу и, можно сказать, даже творю...

Я улыбнулась, вспомнив, как утром мы поссорились и я долго-долго торчала у окна, дрожала от сквозняков и страха. Обмоталась длиннющим французским шарфом, который он забыл, и смотрела в пустой, заметенный снегом двор. «Позвонит? Придет? А вдруг он бросил меня?» И тут я увидела Игоря: он стоял на детской площадке и не сводил глаз с окна, в руках сжимал букет роз. Да-а... В советское время купить розы в новогоднюю ночь было приблизительно то же, что принести царицыны черевички...

А так хочется любить и стремиться вопреки всему: мечтать о встречах и взглядах, ловить движение глаз, поворот головы, улыбку или тень, пробежавшую по дорогому лицу. Засыпать и просыпаться с мыслью о нем, с надеждой на встречу. Да, иногда судьба преподносит подарочки! Не только колотушки. По щеке проползла горячая слезинка. Я вытерла ее ладонью и вздохнула, признаю. Нехорошо быть человеку одному. Зажмурилась. Открыла глаза — теперь в зеркале отражалась обыкновенная женщина с грустным расстроенным лицом. И больше никого. Прошлое бесследно исчезло. Врешь, кольцо! Желай не желай — ничего не вернется: что в вечность упало — то пропало.


Глава 7


Незаметно минула зима, жизнь вошла в свою колею. Праздничный обед состоялся и прошел на высшем уровне, все хвалили подарки (и по-моему, искренне), но было уже неинтересно. Меня влекло совсем другое. Родные заметили странное равнодушие и решили, что я увлечена романом с таинственным антикваром. Как бы то ни было, зимние события пошли мне на пользу: наконец-то я перестала думать за всех и обнаружила, что сама по себе тоже еще существую в мировом пространстве!

Внук сдержал слово и познакомил с рыжей Олей. У нее были очки и чудесные тициановские волосы. Ей очень хотелось понравиться, поэтому она волновалась и умничала, иногда терялась и краснела, подкупая непосредственностью. Было очевидно, что Оля — беззаветно влюбленная, милая, хорошая девочка. Я искренне радовалась за обоих, но предложение о совместном отпуске решительно отклонила (чем очень их удивила). А себе пообещала вырваться хоть на десять дней к морю.