Кириллов маячил у голой стойки, тупо разглядывая забытую под стеклом порцию селедки с празднично-разноцветным винегретом.
— Да не вяжитесь вы до него, — пропела негромко Любочка. — Нехай соби. Шо вам бильше всех треба?
Овсеев бубнил что-то зло.
— Ну что ж вы зробыте, — капризно и властно одернула она, — что ж вы зробыте, як таки люды пишлы. Хиба ж ему дило до вбогих. Та погодьте, погодьте, зараз поможу. А ты кого ждешь?
— Я с тобой, до дома, — ответил мальчишеский голос лейтенанта.
— Ото ж дило, — Любочка выплыла с довольной улыбкой. Поднос, уставленный бутылками, стопкой тарелок, стеклянным табунком стаканов, несла легко, одной рукой на растопыренных пальцах.
— Славка, тебя ждать? — крикнул от двери майор.
— Нет, — донеслось из дымной комнаты, — сам дорогу знаю.
— Дорогу-то ты знаешь, — пробормотал негромко майор, — да только чем она кончается, не догадываешься.
Летчики засмеялись злорадно.
— Вы чего? — крикнул Славка.
— А то, что хлопец тыльки за дугу, а дивка вже й на вози, — майор подмигнул товарищам.
— За дугу, ой скажешь, за дугу, — еще больше развеселились летчики и, прыская и толкаясь в дверях, подстегнутые Любочкиным злым окриком, заспешили прочь, на улицу.
— А ну геть видселя! — гремел Любочкин юношеский басок. — И щоб я вас не бачила бильш, ду́рни стары́.
Стояла посреди комнаты, уперев в высокие крутые бока могучие руки, и глаза сверкали грозно на румяном лице.
Только теперь, с удовольствием разглядывая ладную фигуру ее, с прямыми плечами, с длинными, высоко открытыми ситцевым платьем матово-гладкими ногами, обутыми в толстые козьи носки, Кириллов увидел и детскую припухлость рта, и молочную нежность статной шеи, подчеркнутую самодельной ленточкой-бархоткой с дешевой галантерейной стекляшкой-висюлькой.
— Геть! — крикнула замешкавшемуся майору и двинулась на него.
— Да что ж ты, Любочка, рассердилась так? — спросил он, отступая. А глядел с восхищением, видно, как и Кириллов, заметив сокрушительную прелесть ее, — я ж ничего такого.
— Гони его, Люба, гони! — Овсеев дико и коротко свистнул. — И этого заезжего тоже.
— Ну, что я такого сделал? Ну что? — майор торопливо застегивал шинель.
— А то, — Любочка остановилась, — а то… — смерила майора с высоты своей презрительным взглядом и выпалила, покраснев, — пошлое сказали. А я пошлое не терплю.
Майор вытаращился растерянно. Хмыкнул. Но как-то неубедительно хмыкнул, вроде бы поперхнулся или откашлялся.
— Стасик, — позвал негромко Паскаля, — так мы завтра машину подгоним, чтоб за кроватями съездить?
