- У нас нет сейчас столько зерна, - возразил старик, - весна ведь, посевная была. Браги у нас столько тоже нет. Но мы отдадим все, что имеется. А если мы отдадим коров, до лета нам нечего будет есть. Мы умрем с голоду.
- А разве это мои проблемы? - Ури Громоподобный прицепил секиру к крупу лошади.
- Но хороший хозяин не сдирает со своих овец шкуру, он их стрижет, - голос старика стал вкрадчиво-заискивающим, - ведь шкуру можно содрать только один раз, а шерсть стричь постоянно.
- Да, умертвить вас голодом резона нет, - предводитель усмехнулся, - хотя, сдается мне, что ты, старпер, дурачком прикидываешься. Вы ведь рыбу еще ловите, как-нибудь да протяните.
- Может, протянем, а, может, и нет. Улов непостоянен, а коли вы уведете животину, то не будет ни молока, ни сыра, ни сметаны, - старик склонил голову, - мы просим вас о милости, славный господин.
- Ты прав, овец нужно стричь, - главарь самодовольно улыбнулся, - а ты тут, я вижу, главный баран. Бычье, телки, овцы и бараны - вот и вся ваша суть. Трусливые твари. Ваша деревня случайно не Тварино называется? Или лучше Тварьевка!
Старик открыл было рот, но главарь не дал ему ответить:
- Мой приговор таков, мы забираем у вас всю брагу, вы режете восемь овец и отдаете нам всех молоденьких незамужних чикс, у которых начали расти волосы между ног.
- Кого отдавать? - не понял старик.
- Девах, кого ж еще...
- Но это... но так...
- Ты просил, чтобы с тебя не сдирали шкуру, а только постригли, - главарь громогласно захохотал, - я так и сделал. Пройдет пара-тройка лет и новые подрастут, да и бабы еще наплодят. А для чикс ваших большая честь рожать от байкеров, потом мы пришлем в вашу Тварьевку их детей, они организуют чептер, будут править вами и защищать вас.
- Но, господин, - запричитал старик, - это будет нескоро, а вы обещали нам защиту в обмен на дань. Но сами бываете лишь раз в год. Как вы нас защитите и от кого? От саранчи, от диких псов, от чужаков. Или от неурожая. Вы не сможете это сделать! Вы просто ищете предлог, чтобы забрать девочек... вы вот разъезжаете на своих лошадях...
Главарю вдруг резко надоело слушать препирательства и, он, ударив старика пяткой в лицо, рыкнул:
- Потухни, скутераст!
Юл хоть и упражнялся с Темеркой в искусстве фехтования на гладиусах и малых лопатах, все же никогда не видел настоящих сцен насилия. Он, зажмурившись, опустил голову в траву. Крики, плач, стоны, шлепки, ржание лошадей, гоготания и ругань заставили парня на несколько минут потерять контроль над собой. Страх одолел любопытство, и он, уткнувшись в землю, дрожал, молясь Божьей Четверице о том, чтобы его случайно не обнаружили кочевники. Юл не верил в богов, он, преисполненный юношеской гордости, считал своих односельчан, глупыми, суеверными и в чем-то даже недоразвитыми.
