Там вдали, за рекой | страница 8



- Смотреть, как ты кулаками машешь? - не оборачиваясь, ответила Глаша. - Больно нужно!

- Никто и не махал! - обрадовался, что она не вспоминает о случившемся, Степан.

- А пуговицу где вырвал? - Глаша коснулась рукой ворота его рубахи.

Степан залился краской и отодвинулся на самый краешек ступеньки. Глаша сбоку посмотрела на него и сказала:

- А у тебя усы растут.

- Какие еще усы?! - растерялся Степан.

- Рыжие! - Глаша легко поднялась и ушла в дом.

Степан подпер языком верхнюю губу и скосил глаза вниз: никаких усов не было. Подошедший Санька с любопытством смотрел на него. Степан поймал его взгляд, опять откашлялся и пробормотал:

- Шалая...

- Кто? - хитро прищурился Санька.

- Да Глаха! - досадливо дернул плечом Степан.

Санька по-прежнему насмешливо щурился, но вместо того, чтобы прикрикнуть на него, Степан отвернулся и попросил:

- Закурить дай.

- Третий раз спрашиваешь, - напомнил Санька.

- Ну и что? - нахмурился Степан. - И пять раз спрошу! Ты в считалки со мной не играй - доиграешься!

- Ты чего? - попятился от него Санька. - Руки чешутся?

- А поди ты... - Степан поискал, что бы такое пнуть ногой, не нашел ничего подходящего, схватил обломок кирпича, с силой запустил через забор. Послушал, как кирпич глухо стукнулся где-то на пустыре, и опять уселся на крыльцо.

- Сам ты шалый! - отошел на безопасное расстояние Санька. - А то... "Глаха, Глаха!.."

- Замолчишь ты?! - привстал с крыльца Степан.

Санька метнулся к сараю, взлетел на крышу, поднял за собой лестницу и с победным видом уселся у голубятни.

- Циркач! - усмехнулся Степан.

- А ты бешеный! - крикнул сверху Санька. - Может, холеру подцепил!

Степан мрачно молчал. Вот жизнь!.. Как в кинематографе. Сидишь в каком-нибудь "Арсе" или "Паризиане" и смотришь на экран. Плывет лодочка, светит солнце, ивы клонятся к воде... Вдруг - трах-бах-тарарах! Гром, молния! Лодка вверх дном. "Спасите, погибаем!" Скрипка рыдает, пианино надрывается. Так и с Глахой! Жила во дворе и жила, что она есть, что нет, играла с мальчишками в расшибаловку, лазила по чердакам, коленки исцарапаны, заденешь - она в драку. И вот пожалуйста! Санька и тот зубы скалит. Хватит! Сегодня пойдет в райком, к дяде Ване Зайченко. Пусть отправляет на фронт с рабочим отрядом. Не отпустят, сам сбежит. Под вагоном, на крыше... Все равно!

- Степа! - окликнул его Санька.

- Ну? - отозвался Степан.

- Гляди! Видал фигуру?

Сначала Степан увидел овчинный треух. Это в июле-то! Из-под треуха падала на лоб льняная челка волос, виднелись голубые щелочки глаз, как мукой припорошенные белыми короткими ресницами, вздернутый нос, круглые щеки - поросенок какой-то молочный! Пиджачок на нем с чужого плеча, вместо онуч - солдатские портянки, новенькие, неразношенные еще лапти. В руках он держал фанерный чемодан, к нему веревкой были привязаны большие, аккуратно подшитые валенки.