- Вроде, не вроде! - тоже разозлился Степан. - Твое какое дело? Сколько даешь за пачку?
- Две штуки! - нахально заявил солдатик и приготовился долго, с охотой торговаться.
- Черт с тобой! - Степан выхватил два леденцовых петушка на палочках, повернулся и пошел к воротам больницы.
Солдатик растерянно посмотрел ему вслед и с досадой сказал:
- Купец, чтоб тебя!..
Степан в больницу не пошел, а встал поодаль от ворот и сквозь железные прутья ограды смотрел на подъезд, боясь пропустить Глашу. Он бы и пропустил ее, если бы не томившийся рядом Санька.
- Идет! - потянул он Степана к воротам.
Степан вырвал свою руку и толкнул Саньку в сторону от ворот, за угол.
- Ты что? - недоуменно смотрел на него Санька.
Но Степан не отвечал и все держал его за плечо, как будто боялся, что Санька вырвется и один побежит навстречу Глаше, которая медленно спускалась по ступенькам подъезда рядом с Екатериной Петровной.
На Глаше было темное пальтишко, из рукавов торчали худые запястья, и вся она, со своими нитяными чулками, ботинками, этим пальтишком, была похожа на худенького большеглазого мальчишку, которому почему-то повязали на голову белый платок.
Степан вспомнил, что когда еще совсем мальцом водили его в баню, то тоже потом повязывали голову платком, чтоб не застудился. Он очень этого стеснялся, хотя и не понимал тогда почему, ныл, что ему жарко, и норовил стянуть с себя этот девчачий платок.
От этого воспоминания Глаша показалась ему сейчас тоже маленькой, такой, какой была в те далекие времена, когда они бегали вместе по двору и тайком от взрослых удирали на пустырь, что было им строго-настрого запрещено.
Степан шагнул ей навстречу, открыто и весело улыбнулся и с форсом подал изогнутую, как в кадрили, руку:
- Здорово, Глафира! С выздоровлением!..
Глаза у Глаши распахнулись во все лицо, она кивнула ему и, чуть помедлив, протянула ладошку. Степан бережно подержал ее в своей и выпустил. Потом вынул леденцы и сказал:
- Вот!
Глаша засмеялась совсем тихо, как раньше никогда не смеялась, а Екатерина Петровна отвернулась и вытерла глаза платком. Санька крутился вокруг них вьюном, рот у него расползался до ушей, глаза сияли, и Глаша тоже улыбалась ему, кивала и только часто моргала ресницами, чтоб не заплакать.
Степану почему-то стало трудно дышать, он проглотил комок в горле и, опять вдруг оробев, брякнул:
- Сегодня конференция. Явка обязательна!
Глаша опять тихо, по-новому, засмеялась, а Екатерина Петровна замахала на него руками:
