Прямо над ухом Степана пронзительно свистнул Санька, замахал длинным шестом и привязанной к нему тряпкой. Турманок кругами набрал высоту, повернул к пустырю и исчез, невидимый в слепящих лучах солнца.
Заводские бараки были слободой, а за пустырем начиналась городская окраина.
Деревянные домишки с лоскутками огородов как-то незаметно выстраивались в улицу. За ней шла другая, пошире, с лавками и питейными заведениями, потом мощенный булыжником проспект, а дальше, за каналом, тесно стояли потемневшие от времени доходные дома с дворами-колодцами, звенели трамваи, которые за какой-нибудь час довозили до шумного Невского с нарядной толпой, зеркальными витринами магазинов, золоченым шпилем Адмиралтейства, пронзившим голубое с белыми облаками небо.
Теперь витрины на Невском были заколочены досками, ветер гонял по торцовой мостовой подсолнечную шелуху и обрывки воззваний, вдоль набережной стояли пустые баржи из-под дров; город будто вымер, только неизвестно как выжившие собаки бродили по дворам от помойки к помойке и тоскливо выли по ночам.
Завоешь тут!.. Степан лег на спину и, глядя в белесое небо, затянул на немыслимый какой-то мотив:
Гуси, гуси!
Га-га-га!
Есть хотите?
Да-да-да...
Вам барыня прислала
В туалете сто рублей.
Ах, ты не стой, не стой
На горе крутой...
Санька прыснул, а вышедшая из барака женщина в ситцевом платье в горошек остановилась и недоуменно посмотрела по сторонам. Степан самозабвенно голосил:
Эх, матаня-таня-таня,
Таня, душечка моя...
Солнце всходит и заходит,
А в тюрьме моей темно.
- Тьфу ты, господи! - наконец-то увидела его женщина. - Ты, Степа, здоров? Все песни в кучу собрал!
- Покури называется, - обиделся за друга Санька.
- Попурри, - поправил его Степан и снисходительно посоветовал: Концерты-митинги надо посещать, тетя Катя! Балалаечник в Народном доме, знаете, как это попурри разделывает?
- Тебе тут не Народный дом! - строго заметила тетя Катя. - Люди живут. И нечего жилы тянуть. Слыхал?
- Ага... - кивнул Степан и запел еще громче:
Эх, на улице костерики горят,
У костериков солдатики стоят...
Ах вы, сени, мои сени,
Сени новые мои...
- Чем по крышам болтаться, мать бы у булочной сменил! - рассердилась тетя Катя. - Спишь все?
- А сами?
- У меня с ночи очередь занята. Глафира стоит.
- Эксплуатируете малолетних? - строго поинтересовался Степан.
Тетя Катя махнула рукой и, затянув узел платка под подбородком, пошла со двора. Степан поглядел ей вслед, пошарил в карманах, обернулся к Саньке.
