- Что же ты делала летом?
- Благослови тебя Господь, я пела, я пела все дни и все ночи.
- Ты всё пела? Так пойди же, попляши.
Я не могу приписать это своему упрямству, скорее я обязан этим детской непоследовательности и недостатку нравственных принципов, но я никогда не мог полностью смириться с моралью. Мои симпатии были на стороне стрекозы, и какое-то время я не мог видеть муравья, не придавив его ногой. Этим кратким (и, как я впоследствии выяснил, вполне человеческим) способом я стремился выразить своё неодобрение благоразумию и здравому смыслу.
Я не мог не подумать об этой басне, когда позавчера увидел Джорджа Рамсея завтракающим в одиночестве в ресторане. Я никогда не видел никого, на ком так явно было бы написано глубокое уныние. Он сидел, уставившись в пространство. Он выглядел так, будто тяжесть всего мира взвалили ему на плечи. Я пожалел его: я подозревал, что его несчастный брат опять причиняет беспокойство. Я подошёл к нему и протянул руку.
- Как ты? – спросил я.
- Не в весёлом расположении духа, - ответил он.
- Опять что-то с Томом?
Он вздохнул.
- Да, опять что-то с Томом.
- Что ж ты его не бросишь? Ты уже сделал всё, что возможно. Теперь ты должен знать, что он безнадёжен.
Полагаю, в каждой семье есть чёрная овца. Том был тяжёлым испытанием для своей в течение двадцати лет. Начал он жизнь довольно достойно: вступил в дело, женился, имел двух детей. Семейство Рамсей было совершенно респектабельным, и были все причины полагать, что Том Рамей сделает полезную и честную карьеру. Но однажды, без предупреждения, он заявил, что не хочет работать и что он не подходит для брака. Он хотел развлекаться. Он не слушал увещеваний. Он бросил жену и работу. У него было немного денег, и он провёл два счастливых года в различных европейских столицах. Слухи о его проделках время от времени достигали его родственников, которые были глубоко шокированы. Он определённо веселился напропалую. Они качали головами и спрашивали, что будет, когда он истратит все свои деньги. Они вскоре это выяснили: он стал занимать. Он был очарователен и нещепетилен. Я никогда не встречал никого, кому бы было так трудно отказать в ссуде. Он получал постоянный доход от своих друзей и заводил их легко. Но он всегда говорил, что деньги, которые тратишь на насущные вещи, наводят скуку; деньги, которые весело тратить, это деньги, которые тратишь на роскошь. Поэтому он зависел от брата Джорджа. Он не тратил на него своего шарма. Джордж был серьёзным человеком, нечувствительным к обаянию такого рода. Джордж был респектабельным. Один или два раза он поддался на уверения Тома, что тот исправится, и дал ему приличные суммы, чтобы он смог начать всё сначала. На эти деньги Том купил автомобиль и несколько изящных драгоценных безделушек. Однако когда обстоятельства принудили Джорджа понять, что его брат никогда не остепенится, и он умыл руки, Том, без всяких угрызений совести, стал его шантажировать. Не слишком приятно респектабельному юристу обнаружить, что его брат взбалтывает коктейли за стойкой бара в его любимом ресторане или увидеть его за рулём такси у порога своего клуба. Том говорил, что быть барменом или таксистом – вполне достойные занятия, но если Джордж обяжет его парой сотен фунтов, он не возражает бросить их ради чести семьи. Джордж платил.
