— Я странствую уже много лет, но не встречал никого красивее. Твои руки, твои тонкие пальчики — целовал бы и целовал.
Судя по звукам, желание он исполнил.
— А твои глаза — смотрел бы в них и смотрел, гладил бы твои волосы, плечи. Ты — сокровище. А твои губы — эти очаровательные пухлые губки. Готов поспорить, они на вкус слаще мёда, прекрасная моя.
Ну надо же, умел он залить в уши. Жаль, не видно, что там происходит. Зашелестело сено, тихий стон — снова шелест.
— Сладкие, — восторженно заключил тёмный. — А ты такая же сладкая?
Послышался тихий смех, сбивчивое:
— Щекотно, Бей л…
— Сладкая, — отозвался он. — А везде ли ты сладкая?
Снова тихий смех, перешедший в стон. Я поняла, что тяжело дышу и сжимаю свою грудь. Опустила руку.
— Ах, Бейл… Оо…
Звуки жадных поцелуев. Снова охи. Посыпалась труха, Резвый всхрапнул в стойле под ними. Серый в яблоках задумчиво жевал овёс.
— Как у тебя глаза горят, — прошептал тёмный. — Я хочу, чтобы они всегда так горели. Хочу сделать тебя счастливой…
— Бейл, — выдохнула женщина. — Бейл… о даа, о Тьма, о, какой он у тебя огромный.
А вот это уже интересно. Я чуть было на лестницу на сеновал не вскочила. Но пока раздумывала, не прибьёт ли меня тёмный, они там повозились немного и начали самое интересное (спрятав то, на что я хотела посмотреть).
— Оо, аа, даа, оо! — вскрикивала женщина.
— Ты такая красивая, такая горячая, прекрасная моя, — умудрялся вставлять между делом тёмный. — Нет никого лучше тебя, ты вся моя, моя…
Хорошая у него дыхалка.
Скрип-скрип — стонали от мерных движений доски, сыпалась труха, а кони дёргали ушами.
— Иди ко мне, — позвал тёмный.
Небольшая пауза — и скрип возобновился в другом тоне и ритме. Похоже, сменили позу. Женщина застонала громче, запричитала:
— О да, да… Аа!
— Прелестная!
Передо мной заструился чёрный дым и сложился в кривоватую надпись:
«Не стой над душой!»
Вот это концентрация! Я бы в процессе ничего наколдовать не смогла, тем более надпись, даже кривую.
Ладно, потом попрошу показать его большой.
Когда закрывала дверь, восхваления прелестей утонули в животных криках безумной страсти. Горячая тёмному попалась штучка.
И, главное, он ничего тёмного делать не может — занят.
А коли занят, можно в его вещах поковыряться.
Вернувшись в комнату и запалив новые свечи, осмотрелась. Вещи тёмный сложил в углу за столом и прикрыл сереньким плащом. Поставив подсвечник на стол, схватила воротник и дёрнула.
Под плащом были свёрнутые одеяла.
Изумлённо моргнув, бросила плащ на кучу-обманку и заглянула в комод: только старая паутина.
