Оглянувшись, я уже не увидела розовых ворот Самрана, только верхушка Гранографа мерцала на солнце, а кругом — поля, леса. И широкий, мощёный камнями тракт под копытами коней. Поток торговцев в город иссякал, обратно они ещё не потянулись, так что с тёмным мы ехали вдвоём.
Я стоически молчала, хотя, видит Свет, молчание — не моя добродетель.
В очередной раз накрыла ладонью основание шеи и помассировала укус. Мы проезжали мимо густых кустов на границе лесочка, земля под ними выглядела мягкой из-за мха — прекрасное место для уединения, но сейчас я бы скорее удавилась, чем легла с этим невыносимым тёмным.
Он тоже молчал.
Не смотрел на мою грудь, красиво колыхавшуюся в расстёгнутом вороте куртки при каждом шаге Резвого.
Не пытался меня потрогать.
И хотя обычно я легко угадывала желания мужчин, этого понять не могла.
Но самое плохое — он молчал.
Я не привыкла молчать.
Не привыкла к равнодушию.
Даже те, кто меня ненавидел, на меня реагировали, а этот ехал так, словно меня нет.
Ну как так можно?
Покосилась на него: он расслабленно качался в седле, смотрел перед собой. И ведь красивый, гад! Ветер играл выбившимися из хвоста прядями.
А какая у тёмного гладкая кожа…
«Хватит!» — Отвернулась.
Только злость и помогала не уснуть прямо в седле.
Вновь потёрла основание шеи.
— Что у тебя там?
Вздрогнула, затем изобразила нарочитое удивление:
— Надо же, заговорил. А я думала, со статуей еду.
— Если хотела поговорить — так бы и сказала.
— Не хотела.
— Тогда почему столько обиды в голосе? — и не понятно, издевается или впрямь недоумевает.
В месте укуса стало подёргивать. Только воспаления не хватало!
— Давай остановимся и посмотрим, — тёмный кивнул на кустики с моховой подстилкой. — У меня аптечка есть.
Мужчина, кивающий на кустики, ассоциировался у меня с конкретными последствиями. Но взгляд тёмного был кристально чист, без малейшего намёка ну мутную поволоку возбуждения, и смотрел тёмный в лицо, а не на грудь, что совершенно нетипично.
— Ты точно не по мальчикам?
— Ты второй раз задаёшь этот вопрос, почему? — Тёмный склонил голову набок.
И продолжал смотреть в лицо. Даже как-то неуютно.
— Ты не пялишься на мою грудь. На неё даже женщины заглядываются.
— Это было бы опрометчиво с моей стороны.
— Почему?
— Возбуждение и седло плохо совместимы.
Как можно незаметнее выдохнула: не равнодушен, ура!
Нарастал стремительный перестук копыт. Основание шеи потянуло, я накрыла укус ладонью.
— Давай, показывай, что там у тебя, — едва уловимым движением тёмный направил коня к обочине.
