Ванго медленно изучал страницу за страницей. У него было достаточно свечей, чтобы читать всю ночь. Только знай плати хозяину за каждую каплю растопленного воска.
Внезапно между страницами он увидел лицо Лауры. Фотография была сделана по прибытии в Нью-Йорк и наклеена на карточку иммигранта. Совсем крошечный снимок. Ванго поднес его к свечке, чтобы как следует рассмотреть.
Она не глядела в объектив. Ее взгляд был устремлен в сторону, словно она высматривала в толпе силуэт Кафарелло. Она выглядела моложе своих лет. Волосы острижены очень коротко, скорее всего на пароходе: чуть раньше в тетради была запись о вшах. И действительно, между листками попадались крошечные раздавленные насекомые.
Ванго не отрывал глаз от лица Лауры Вьяджи. И очень нескоро смог перевернуть страницу.
Самыми горькими были записи, сделанные уже в Америке. Прежде Лаура ничего не видела, кроме своих островов. Она знала, что путешественнику достаточно высадиться на Салине или даже на Липари и там, в порту, произнести нужное имя. И всегда найдется человек, который укажет ему дорогу. В Нью-Йорке все оказалось совсем иначе. Как можно отыскать хоть кого-нибудь в этом городе, подпирающем небеса?
В порту — никакого Кафарелло. В первые десять дней поисков — никакого Кафарелло. И по истечении месяца — тоже никакого Кафарелло.
— Карелло… моего шурина зовут Карелло, — сказал ей один паренек, ученик парикмахера, к вечеру сорокового дня. — Только он не сицилиец, он из Калабрии.
И все же Лаура Вьяджи решила посмотреть на этого Карелло, подумав, что он мог нарочно сократить свое имя. Тот оказался пожилым человеком, хозяином бакалейной лавки. Достаточно было взглянуть на его вывеску, чтобы угасла всякая надежда: «Карелло. В Нью-Йорке с 1908 года. Лучшие товары». Значит, он приехал сюда за десять лет до того. Тем не менее Лаура попросила у него вино с островов Липари, чтобы посмотреть, как он среагирует. Старик Карелло попытался уточнить у нее название, но в конце концов выставил бутылку красного калабрийского, утверждая, что именно оно самое лучшее.
Две недели спустя Лаура увидела на улице человека. На груди и спине тот нес два деревянных щита, скрепленных кожаными ремешками. Поверх были наклеены рекламные плакаты, восхваляющие достоинства какого-то сорта мыла.
На следующее утро Лаура Вьяджи вышла на улицы Нью-Йорка, надев на себя пару плакатов с мучившим ее вопросом:
Не знаете ли вы Джованни Кафарелло?
Вероятно, ее принимали за сумасшедшую.
