Он посмотрел на меня, как на скорбного умом, и горько усмехнулся:
— Конечно, рано или поздно последние люди добили бы последних ситов. Просто потому, что нас больше, много больше. Но от Синедола... да от всего королевства к тому времени ничего не останется! Только руины и могилы. Мы положили десять лет, чтобы прекратить это безумие, и сейчас, слава Богу, у нас с нечистыми мир. Но мир зыбок и непрочен, мы должны укреплять его, а не расшатывать. Так велит наш король. Так требует здравый смысл, сит побери! А я, безголовый мой сын Хейли, не изменяю ни тому, ни другому.
Я думал, что сейчас лорд Кейн прикажет наследничку убраться с глаз на ближайшую сотню лет. Но нет, он только отчитал, как сопляка, и удовлетворился, вернулся к спокойному деловому тону:
— Посольство Старой Пущи возвращается из столицы домой. Нам выпала честь быть последними людьми на его пути, посему следует проявить радушие и гостеприимство, а свои дурацкие мечты о мести засунуть подальше и забыть. Смотри, не позорь при чужаках Синедол и род Мейзов, Хейли: никаких Чистых клинков, никаких острот. И, ради Единого, никаких твоих оскорбительных стишков и песенок! А теперь иди, оденься к обеду, как подобает наследнику лорда, а не бродяге-барду из придорожной пивной.
Конечно! Вся страна пела мои песни, меня давно величали золотым голосом Синедола, но что это значило для лорда Кейна? Да ничего! Для родного отца я как был, так и остался пустым местом… хуже: посрамлением древнего рода, рифмоплетом и шутом.
3.
Послы прибыли около полудня. По старинному обычаю, что почитают в Пуще еще более чем в замках Синедола, домочадцы хозяина и гости собрались в трапезной. Думаю, лорд Кейн охотно обошелся бы без меня, но ситы, будь они неладны, могли заподозрить интриги и измену в чем угодно. А посему, прежде чем открыть врата Синедола перед давними врагами, он лишь ограничился еще одним строгим внушением:
— Хейли, ради Господа, помни, что я тебе говорил. Никаких двусмысленностей! Эта нечисть высокомерна и не расположена к шуткам, а любой намек на поддержку фанатиков может обернуться смертельным оскорблением. И, кроме прочего, в посольстве — младший отпрыск королевской крови…
— Сын правителя Пущи? А говорили, у него только дочери…
Я чуть язык себе не откусил за эти слова: не хотелось признаваться, что сгораю от любопытства. Большинство моих братьев-рыцарей грезили боями и победами, но совсем не знали врага. Мы пробавлялись лишь слухами, байками старых вояк за кружкой пива да смутными детскими воспоминаниями.
