Что же касается мужчин, то их тоже можно было разделить на две категории: одни ходили в защитного цвета и казенного вида гимнастерках, в потёртых кожанках и кепках. Другие же – в прекрасно пошитых из английского или немецкого сукна костюмах при галстуках. Франты носили дорогие часы и серебряные портсигары. Хотя не всем из таких модников хватало вкуса, чтобы правильно подбирать предметы гардероба, и умения их носить.
Луков вспомнил тюки вещей, изъятых у арестованных, которым был загроможден кабинет его следователя. Несомненно, это племя мародёров благоденствовало за счёт ограбления квартир арестованных, даря изъятые при обысках платья и меха своим любовницам и сослуживицам. На ум пришли слова козлебородого про чистые чекистские руки и холодные головы. Что ж, наверняка в головах многих его сотрудников хватало холодной расчётливости, чтобы выгодно спекулировать добытыми трофеями и не попадаться на воровстве.
«Господи милостивый! Выходит я теперь тоже один из членов этой шайки! Получаю свою часть добычи в виде масла и яиц» – пронеслось в голове у Лукова. Он был так поражён посетившей его мыслью, что не сразу отреагировал на слова соседа по столу.
– Это я рекомендовал вас – между тем не без гордости сообщил молодому человеку старый генерал.
Луков поднял на собеседника недоумённые глаза.
– Вы? Но откуда вы узнали обо мне?
– Я милостивый государь – кадровый разведчик! – понизил голос Вильмонт. – Как вы слышали, давно специализируюсь, в том числе по Востоку, так что обязан знать людей потенциально полезных в моём деле.
Вильмонт сделал знак, предлагая приступить к трапезе. Вначале у Лукова кусок не лез в горло, но вскоре голод всё же взял своё. Ели они молча, оба с большим аппетитом. А вокруг шла оживленная беседа между завтракавшими сотрудниками, но, как заметил Луков, никто не говорил о делах. Видимо, это здесь было не принято, а может быть дела всем настолько опротивели, что о них старались, как можно меньше вспоминать за пределами служебных кабинетов.
После завтрака Вильмонт привёл Лукова в какой‑то пустой кабинет для продолжения разговора. Старик явно пребывал после еды в хорошем настроении, и сообщил приветливым доверительным тоном:
– Я очень рад, что вы приняли предложение Дзержинского. Откровенно говоря, вы мне позарез нужны. Я очень нуждаюсь в толковом товарище.
– Как?! Разве это был сам Дзержинский, руководитель ЧКа? – изумился Луков.
Все в Москве хорошо знали эту фамилию, олицетворявшую для одних безжалостный красный террор, а для других силу, которая пришла на смену разбежавшейся царской полиции и навела в охваченном бандитской анархией городе хоть какой‑то порядок. До сих пор эта полулегендарная личность представлялась Лукову в виде двухметрового богатыря с косой саженью в плечах и грозным лицом, будто отлитым из бронзы.
