Сухие легкие сугробы Мой склеп убогий занесут, Пока истлевшего без гроба Не призовет Господь на суд.
И я скажу: Всевластный Претор, Не верь, не бойся, не проси Меня, - я - шелудивый ретор, Немытый пасынок Руси.
Махнет Господь ладонью старой, Даст кипятку и табаку, Укажет тесаные нары, Где я угреюсь на боку...
И с губ сотру собачью пену, Стопы пречистые лизну, Осознавая постепенно Немыслимую новизну.
11 мая 1979 год
66.
ЮРИЮ ЖИВАГО
"Я гордый римлянин эпохи апостата..."
Во сне свинцовой яростью метнутся На нежный берег алые валы Из чадной пещи хмурых революций Приветливо рукой махнете Вы
Стальной ланцет стального катаклизма Взносила ввысь державная рука Вы спрятали останки гуманизма Под саваном Ванятки-дурака
Исторгнув искры грозное кресало Зажгло пожар неслыханнейших смут В огне шипело человечье сало Вы шли - как Он - на каиафов суд
Брат на врага кретин на супостата Поднялись закружившись в вихре бед Как римлянин эпохи Апостата Все понимая Вы сказали "Нет"
Кровавый пух разрубленных воскрылий Припудрил Ваш батистовый хитон Когда надменно топоры рептилий Долбили среброглавый Киферон
Сегодня мы - печальные потомки Как крысы в отгоревших закромах Обшариваем пыльные котомки Оставленные Вами впопыхах
8 ноября 1968 год
67.
В хрущевско-блочную беседку С женой дорожку проторив, Я коммунальную соседку Боготворил, обматерив.
Подныривая в чье-то ретро Булгаковский ажиотаж Делил на кухне дециметры, Уверовав в благую блажь.
За коридорную картошку, За лампочку в пятнадцать ватт Взаправду, а не понарошку Орал я родине виват.
Гиньольно-фарсовая сценка (Жиличек театральный зал), Когда пробойником я стенку И дюбелями пронизал.
В саду бухие крикс-вараксы Бутылки чмокали взасос. На нашу рыженькую таксу Писала бабушка донос.
Кондовый новый участковый Под хруст наглаженных манжет Усваивал сей бестолковый, Но не бесхитростный сюжет...
Как в коммуналке нашей мило... Не дай мне, Господи, пропасть! Ведь и отдельные могилы Отменит скоро эта власть.
8 июня 1979 год
68.
Соседка гремела в тазы На кухне и харкала в мойку. А я листал Чжуан цзы, Развратно улегшись на койку.
Старуха жарила корки И хрумкала их потом. Я строчек-раковин створки Разламывал пером.
Шизоидные торосы Раскалывая с трудом, Не пишет она доносы: Ее напугал дурдом.
Чернильно-словесную жижу Не льет намеченным в пасть... Господи, я ненавижу Ее, как фашистскую власть.
Откуда такое чудо? Богатый какой типаж! Не может меня, паскуда, Взять на свой карандаш.
