Все это произошло за год или два до описываемых событий, и прозвище Малыша Дугдейла так прижилось в нашей семье, что никто из детей не называл его иначе, даже взрослые смирились с ним, хотя у тети Сэди оно и вызывало смутный протест. Короче говоря, прозвище отлично ему подошло.
— Не слушай Дэви, — сказала тетя Эмили. — Он сейчас настроен во всем противоречить. Подождем убывающей луны, чтобы обсудить наши дела, тогда он будет рассуждать разумно. А теперь мы должны подумать о твоем гардеробе, Фанни. Порядки в доме у Сони ужасно утомительны. Я полагаю, у нее принято переодеваться к чаю? Может быть, мы перекрасим твое платье для Аскота в винно-красный цвет? Хорошо, что в нашем распоряжении почти целый месяц.
Почти месяц был действительно утешительной мыслью. Хотя я и была одержима идеей ехать в этот странный дом, само воспоминание о нем заставляло меня дрожать от страха. И не из-за Профессора Безобразника, которым меня дразнил Дэви, а из-за картин моего детства в Хэмптон-парке, которые мало-помалу начали возрождаться в памяти и сознании, напоминая, как мало радостей было у меня там.
Самыми страшными были комнаты первого этажа. Можно было бы предположить, что ничто уже не напугает того, кто привык, как я, к обществу моего дяди Мэтью Алконли. Этот шумный людоед, этот пожиратель невинных девиц не ограничивал свое присутствие какой-либо частью собственного дома. Приходя в ярость от наших проделок, он бушевал и ревел по всему дому, и в эти минуты самым безопасным местом была гостиная тети Сэди, которая единственная имела на него влияние. Террор в Хэмптоне был совершенно иного качества. Ледяной и бесстрастный, он царил внизу, куда мы были вынуждены спускаться после чая, умытые и причесанные, в платьях с оборками, пока были маленькие, и в матросках, когда стали старше, в Длинную галерею, где десятки взрослых играли в бридж.
Худшим в бридже было то, что время от времени каждый из четырех игроков получал свободу, чтобы побродить по комнате и поболтать с маленькими девочками. Тем не менее, игроки предпочитали отдавать свое внимание картам, и мы могли сидеть на шкуре белого медведя перед камином, разглядывая картинки в книгах или просто молча, пока не получали разрешения идти спать. Иногда лорд Монтдор или Малыш Дугдейл задавались целью развлечь нас. Лорд Монтдор читал вслух Ганса Христиана Андерсена или Льюиса Кэрролла, и в его голосе было что-то такое, что заставляло меня смущенно ерзать; Полли опускала щеку на голову белого медведя и, думаю, не слушала совсем. Гораздо хуже было, когда Малыш Дугдейл затевал игру в прятки или сардины,
