Они заполнили почти всю комнату. Мужчины, женщины, дети. Слава Богам, детей и женщин – меньше всего.
– Мама, мама, – непрерывно орал тонкий голосок откуда-то из задних рядов. – Где моя мама!
– А я вообще за хлебом вышла, а тут этот…
И у всех – одно общее – они были мертвы, точнее, они должны быть мертвы.
– Мы тогда сидели в одной комнате, попрятались, как началась заварушка, а ты гранату бросил.
– Я не знал…
– Знал, не знал, нам-то от этого не легче!
– А меня расстрелял, за дезертирство!
– Я не стрелял, я отдал приказ…
– Какая разница.
Развороченные внутренности, кровавые или бескровные – лучевые раны – еще одно, что роднило присутствующих, не считая того, что всех их убил я.
– Вот посмотри – пуля.
– Осколок.
– Граната.
– Ножом, прямо в сердце… больно, между прочим.
Они пришли, под утро, первым тот самый парень в бейсболке, он же и разбудил меня.
– Как все началось, мы с семьей спрятались в колодце – сухой, без воды. А этот, проходя мимо, чего-то там услышал, значит. Ну он гранату и того… хорошо я вовремя сориентировался, сверху упал. Меня сразу, остальные выжили… наверное…
– А я в магазине, за стойкой. Ну да, там же прятались и мятежники, но я-то при чем, я ж не мятежник, у меня и ружья-то нет…
– А я вообще в окно высунулся, глянуть, что там и как на улице…
Поначалу я думал, что это – продолжение сна. Отчаянно захотелось проснуться. Когда не удалось – понял – реальность.
– Во, глядите, – лысый здоровяк в синей униформе показывал рану от пули на груди, – а теперь сюда, – он повернулся – выходное отверстие было на пол спины. – Видали. Разрывными, гад, стрелял, по мирному, значит, населению.
– Ты с Гройлы, – устало произнес я.
– Чего?
– Я тебя помню, на Гройле не было мирного населения, а лично у тебя был бластер, и, прежде чем я тебя, ты убил троих наших.
– Ты мне еще поговори! Гройл – исконно наша земля!
– Нет, вы захватили ее, а, перед этим, вырезали все местных аборигенов.
– Да у них хвосты были! И на деревьях жили!
– Зачем, что, что вам от меня надо! – и не было времени удивляться, почему покойники бродят по ночам, как живые. И откуда они здесь взялись.
– Что надо? А то и надо!
– Пришел он, грехи замаливать!
– Жизнь, значит, отдать.
– Чистеньким хочешь уйти.
– Святым, жертвуешь собой, во имя других!
– Тоже мне, святой выискался!
– Ты это мне скажи, в глаза, или вон – мальчонке.
– Что вам от меня надо! Я жалею… совершил… – я закрыл глаза, я закрыл уши руками, но звуки все равно проникали сквозь них.
