Неразумно и невежливо требовать от человека, наделённого огромным Даром, чтобы он (вдобавок к своему Дару) был бы ещё и симпатичным светским собеседником. Дар — тяжелейшая ноша, мучительная рана; талантливые люди — в большинстве — не могут справиться со своими талантами и погибают, раздавленные страшным грузом. Чем сильнее, мощнее талант, тем труднее выдержать его; сколько Бог даёт человеку, ровно столько же Он у человека и отнимает. Не думаю, что встреча с античным или библейским пророком стала бы благодатным источником для изящных мемуаров. Юрий Кузнецов был пророком — и это не метафора и не преувеличение. Я отношусь к Кузнецову соответственно — как к пророку, и потому, говоря о нём, отключил своё самолюбие: одно дело — быть побитым гопниками в переулке, совсем другое дело — быть поражённым жезлом Иеремии или Ионы.
Перехожу ко второй причине, идущей непосредственно от личности Кузнецова.
Всякий, кто знаком со стихами Кузнецова, знает: сюжет этих стихов разворачивается в двух мирах — в мире обыденной реальности и в параллельном ему мире Мифа. Первый мир — скучен и нелеп, второй — велик и грозен. «Людям снилась их жизнь неуклонно, снился город, бумаги в пыли, но колёса всего эшелона на змеиные спины сошли».
Сам Кузнецов, как и его герои, большей частью своего бытия пребывал в мире Мифа. Он жил жизнью рядового советского писателя: учил студентов, встречался с друзьями, пил водку, ездил в составе литераторских делегаций в регионы — и в данной своей ипостаси, пожалуй, был не слишком интересен. Иногда два мира — мир обыденности и мир Мифа — в его душе соприкасались; тогда от их столкновения летели искры — странные «словечки» Кузнецова, блестящие для одних, дикие и неуместные для других (вроде «я пил из черепа отца», «пень, иль волк, или Пушкин мелькнул», или «Бродский поэт вторичный, а я — первичный»). В этом отношении я бы сравнил Кузнецова с набоковским Лужиным (только вместо шахмат у Кузнецова был Миф).
Кузнецов знал это. И ещё он знал, что все его привязки к реальности настолько слабы и незначимы, что реальность не простит ему это.
Какие уж тут мемуары?..
…У Кузнецова есть короткое стихотворение — потрясающее, гениальное, страшное. В этом стихотворении Кузнецов сказал всё о себе, о своих взаимоотношениях с миром и о своей судьбе.
Начинается оно просто, почти банально…
Над родиной встанет солнце.
Вторая строка — подхватывает эту расхожую метафору, ввергая её в жутковатый мелодический водоворот, — и одновременно пародируя.
