Помню, в мае 2001 года собрались мы в дорогу по Колымской трассе. Кузнецов надел костюм, светлую рубашку и галстук. Другой формы он не признавал. Хотя сразу после Карамкена, это где-то в ста километрах от Магадана, бетонка закончилась и пошла такая пылища. Но Кузнецов стойко держался. Негоже, как он считал, поэту появляться перед людьми чёрте в чём. А наутро его позвали в какой-то старенький сарай почитать стихи перед уходящими на смену старателями. Сначала Кузнецов чуть не заматерился: он — не эстрадная звезда, и старатели — не красны девицы, чтоб перед адской работой выслушивать любовную лирику (они приехали на Колыму не за стихами, а за большими деньгами). Но организаторы чуть не заплакали. Может, они действительно верили, что живое поэтическое слово вдохновит работяг. В конечном счёте Кузнецов махнул рукой и пошёл читать стихи. И удивительное дело: старатели прониклись к нему доверием. А ведь он прочитал им всего одно стихотворение — «Тегеранские сны».
Вот ещё одно свидетельство страшной обязательности Кузнецова. Весной 2003 года он, Владимир Ерёменко и я летали вместе в Нальчик. Тогдашний президент Кабардино-Балкарии Валерий Коков рассказал нам о своих планах пригласить в республику шестьдесят-восемьдесят писателей и устроить выездной пленум Союза писателей России, посвятив его одной из самых наболевших проблем — переводам, и попросил нашей помощи. Кузнецов ответил, что он — не организатор, но готов на какое-то время отвлечься от одной большой своей работы и перевести строк триста кого-нибудь из кавказских поэтов. «Но чтобы стихи были на уровне Зубера Тхагазитова», — оговорил Кузнецов своё условие. Поскольку Зубера раньше переводили очень много и в России его неплохо знали, лично я хотел, чтобы Кузнецов взялся за Аскера Додуева. Все балкарцы мне говорили, что это — чрезвычайно талантливый человек, но которому очень не повезло с переводчиками и поэтому в России его имя до сих пор остаётся неизвестным. Кузнецов согласился. Уже когда мы вернулись в Москву, Юрий Поликарпович раза три звонил и спрашивал: ну где же подстрочники Додуева. Но Аскер что-то тянул. А через полгода Кузнецова не стало.
Были ли у Кузнецова принципы? А как же. Он люто ненавидел, например, Ельцина. Помнится, 24 мая 1991 года в Смоленске были организованы всероссийские торжества, посвящённые дню славянской письменности. Кузнецова пригласили выступать в какую-то библиотеку. Но ещё из гостиницы вслед за ним увязался какой-то тип с грудой плакатов в поддержку Ельцина (через три недели в стране должны были пройти выборы президента России). Ох, как же вскипел Кузнецов. Бедные библиотекарши боялись, что вот-вот возникнет драка. Кузнецов категорически заявил, что не будет выступать, пока этот тип не снимет все плакаты с изображением Ельцина и не удалится из зала. Когда больше половины страны надрывало глотки за Ельцина, Кузнецов пророчески предупреждал: ничего хорошего от бывшего руководителя Свердловского обкома партии ждать нельзя. Ну не верил Кузнецов в чистоту помыслов этого человека. И оказался прав.
