Особая тема в творчестве митрополита Вениамина — тема, которой он оставался верен всю жизнь, — создание портретной галереи современных ему православных подвижников. Его всегда, с самого детства, волновал удивительный феномен православной жизни: возможность встречи с “живыми святыми”, прикосновения к их духу, возможность приобщения к той благодатной атмосфере, в которой они живут и которую во многом определяют. Тема эта звучит уже в первом литературном опыте будущего иерарха — в очерках о “Северном Афоне” (Валаамском монастыре), опубликованных в “Страннике” за 1905 год. И свое дальнейшее развитие она получает в более зрелых произведениях владыки. Так, в его книгу “Из того мира” (рукописный вариант ее датируется 1930–1931 гг.) вошли повествования об отце Исидоре — подвижнике Гефсиманского скита Троице–Сергиевой Лавры, о схимонахе Никите, жившем в Иоанно–Предтеченском скиту на Валааме, о неизвестном по имени юродивом.
Повествования, включенные в настоящий сборник, сочетают агиографическую традицию с жанровыми особенностями автобиографических записок. “Отец схиигумен Герман”, “Отец Иоанн”, “Епископ Иннокентий Херсонский” — все эти жизнеописания наиболее близки к традиционному жанру жития: они содержат описания жизни подвижника, его кончины, подвигов и чудес, а также — свидетельства духовных детей и современников, поучения, если таковые сохранились и находятся в распоряжении составителя. Это — линия преподобного Нестора в русской агиографии. Но есть и другая традиция, идущая от древних патериков и прологов. В соответствии с ней образ подвижника представляется читателю через изображение одного или нескольких наиболее ярких и показательных эпизодов из его жизни. Жизнеописания такого типа также встречаются у митрополита Вениамина (“Отец Исидор”, “Оптина” и др.). Присутствуют в книге и сугубо личные воспоминания автора. Впечатления, полученные от посещения Зосимовой пустыни, предваряют рассказ о схиигумене Германе; в жизнеописание о. Иоанна Кронштадтского включены воспоминания о посещении студентами-”академиками” Всероссийского пастыря.
И думается, что записки о праведниках приобрели — благодаря присутствию в них личного момента — большую убедительность и значимость. Наверное, читатель книги “На рубеже двух эпох” согласится с тем, что повествовательной манере митрополита Вениамина совершенно чуждо эгоистическое самооправдание. И потому его воспоминания выгодно отличаются от мемуаров многих современников. “Я и Врангель”, “я и Керенский” — такая подача материала для него была просто невозможной. И уж тем более немыслимо: “я и отец Иоанн Кронштадтский”, “я и старец Нектарий”. Рассказчик, даже если он и выступает в качестве действующего лица, лишь привносит в повествование свежесть непосредственного личного впечатления, благодаря чему его свидетельство приобретает неоспоримый характер. “Встречи” со святыми оказывали большое влияние на личность самого автора.
