Общагу закрыли, и он взял меня к себе до утра. Укутал во что-то мягкое, лег рядом. Я снова старалась запомнить, как его пальцы, теплые и шершавые, касаются моего локтя. Я потянулась ближе к его аромату, а он вдруг стал какой-то застывший, встал и ушел.
Мне хотелось выбежать вон тут же, хлопнуть дверью, рыдать, вернуться, щипать его или кусаться, кричать, что он мне нужен и не может оставлять меня одну даже минуту, а уж тем более на ночь. Но я укусила подушку, подобрала внутри себя наиболее расслабленную и оптимистичную интонацию и пошла за ним. Сказала, что всё понимаю, что всё окей, что мне нравится с ним дружить. Мол, не переживай, бро, я – не очередная истеричка, которая будет висеть у тебя на шее и говорить «я не могу без тебя», делая трагичные глаза. Он улыбнулся виновато, мы скрепили свой дружеский союз кулачками, и чтобы исчерпать конфуз окончательно, я стала жарить нам яичницу…
Выключаю нервно свистящий чайник, сажусь напротив:
– Ты сказала «я же всё понимаю». Что ты понимаешь?
– А ни черта…
– Знаешь, раньше я бы посчитала, что ты всё сделала правильно. Но теперь мне кажется, что надо говорить мужчине «я не могу без тебя». Мужчина идёт туда, где он нужен. И чувствует себя лишним там, где гордо справляются без него.
Молчим. Я снова забываю налить чай, но беру печенье, и мои пальцы напрягаются добела…
Осенью 1989 года моя мама была на концерте Цоя. В качестве концертного зала выступал какой-то амбар, сцена была сколочена из досок, а на сцене – только микрофон, гитара и человек с высоко поднятым подбородком. Почти пять часов этот человек держал внимание сотен людей. Перед тем, как исполнить песню, рассказывал, что происходило в его жизни, прежде чем песня появилась. Он говорил тихо, и тем внимательнее его слушали. Потом возвращались на последней электричке метро, и мама уснула на коленях друга, повторяя в голове по кругу: «Я сажаю алюминиевые огурцы а-а на брезентовом поле…» Меньше чем через год Цой погиб и навсегда остался жив.
Вообще я не мечтаю повернуть время вспять, никогда не говорю, вздыхая, «а вот раньше были времена», но многое отдала бы за то, чтобы стоять тогда рядом с мамой в амбаре. Я вспоминаю об этом всякий раз, когда встаю перед выбором: еда/одежда/сон или впечатления.
Мы были студентами, и в самый разгар сессии бросали учебники, наскребали денег и ехали на фестиваль «Рок над Волгой», чтобы живьем послушать Чайф, Сплин, Бутусова, КиШ, Кипелова, спеть «Smoke On The Волга» c Deep Purple. Танцевали (стояли, лежали) под палящим солнцем без еды двенадцать часов, в пыли и грязи, и были счастливы абсолютно.
