— Спокойного сна, — сказал он тихо, открывая перед ней дверь. И затем остался наедине с Эугеном. Этой ночью настала его очередь дежурить возле больного, поскольку они все еще ожидали какого-либо странного внезапного визита — штурма либо каких-то иных действий Жюля. Рэксоул спал в гостиной внизу, Нелла занимала переднюю спальню на первом этаже, мисс Спенсер была заперта в мезонине; вышеназванная леди была тиха и молчалива, принимая от Неллы пищу, она не задавала никаких вопросов; старая женщина по ночам уходила в свое собственное жилище в окрестностях гавани.
Час за часом Эриберт молча сидел возле своего племянника, механически выполняя его желания, и постоянно внимательно всматривался в пустое лицо, словно пытаясь увидеть скрытую за маской тайну. Эриберта одолевала мысль о том, что если бы ему только удалось разумно побеседовать с пришедшим в сознание князем Эугеном хотя бы полчаса, хотя бы четверть часа, то все бы прояснилось и встало на свои места, но разумная беседа с Эугеном была абсолютно невозможна, потому что мозговая лихорадка прогрессировала. Когда время подошло к полуночи, беспокойство князя достигло предела. Должно быть, на него действовала та напряженная, наэлектризованная атмосфера, которая всегда окружает опасно больных и оказывает столь сильное воздействие на тех, кто находится рядом.
Его мысль истерически металась между самыми роковыми возможностями. Он представил, что случится, если тяжелобольной Эуген умрет. Как он объяснит то, что произошло, в Позене и императору? Как сумеет он оправдать себя? Он уже видел, как его обвиняют в убийстве, как осуждают (его, принца крови), как ведут на эшафот… Случай, каких не бывало в Европе в течение столетия!..
Затем он снова взглянул на больного, и ему показалось, что он видит отпечаток смерти в каждой черте его лица, искаженного агонией. Он слышал, как тот тяжело стонет. Ему почудился странный глухой стук. Он прислушался, но это оказалось не что иное, как городские часы, которые пробили двенадцать. Однако слышался и другой звук — таинственное шарканье возле двери. Он прислушался, затем вскочил со стула. Опять ничего! Ничего! Но он чувствовал, что его тянет к двери, и, постояв немного, он подошел и распахнул ее. Сердце его лихорадочно забилось. На циновке возле двери лежала Нелла. Она была одета, но, по всей видимости, без сознания. Он склонился над ее гибким телом, поднял ее и уложил в кресло возле очага. Он совершенно забыл об Эугене.
