— Верю, — сказала Дурова. — Но что прошло, того не вернуть.
— Не вернуть... — вздохнула Александра Николаевна.
«Девица-кавалерист» про себя отметила, что Александра Николаевна, быть может, менее миловидна, чем ее сестра, но лицо ее волевое, серьезное, неулыбчивое, глаза умные. Было в ней что-то необычное. Она как бы критически вглядывалась во все окружающее. На нее хотелось смотреть.
Пушкин сообщил Хитрово о приезде Дуровой в Петербург. И ей немедленно захотелось встретиться с прославленной героиней Отечественной войны, о которой так много слышала она от отца. Елизавета Михайловна попросила Александра Сергеевича привезти ее на дачу к Фикельмонам.
И вот они вчетвером сидят в беседке: Пушкин, Надежда Андреевна, Елизавета Михайловна и Долли.
День жаркий и ясный, но в беседке прохладно от тенистых лип, окруживших легкое строение.
Елизавета Михайловна, увидев Дурову, растрогалась до слез, расцеловала ее. Ведь прошлое этой удивительной женщины в какой-то мере было связано с ее незабвенным отцом.
Они вспоминали, вспоминали... Перебивали друг друга.
— Я помню первую встречу с вашим батюшкой, — увлеченно рассказывала Дурова. — Он встретил меня ласково. А я в страшном волнении высказал ему свою заветную мечту — быть его ординарцем. И он оставил меня у себя, но вскоре отослал ненадолго домой, чтобы подлечиться от контузии от ядра, которую я получил в сражении под Бородином. Я мечтал, возвращаясь обратно, увезти с собой брата. Но отец не хотел отпускать сына раньше лета. Тогда я написал письмо Кутузову и получил ответ, написанный рукою вашего мужа Хитрово. Батюшка мой хорошо знал руку Хитрово, поскольку одно время переписывался с ним. Михаил Илларионович разрешил мне дождаться лета и приехать вместе с братом.
— И это письмо сохранилось у вас? — с волнением спросила Елизавета Михайловна.
— Я сжег письмо. Батюшка слишком часто показывал его знакомым. Мне это не нравилось.
Пушкин и Долли молча слушали этот разговор.
Пушкин думал о том, что ему посчастливилось быть знакомым со всеми этими женщинами, такими отличными друг от друга и такими необыкновенными.
Надежда Андреевна с ее поразительным прошлым, неуравновешенным характером, пожалуй, даже с некоторым самодурством; Елизавета Михайловна, беззаветно отдавшая свое сердце Пушкину, женщина передовых взглядов, горячо интересующаяся всем, что происходит вокруг, делающая добро всем, кто нуждается в этом; Дарья Федоровна — красавица, женщина с мужским умом, «Сивилла Флорентийская», владеющая еще не понятным даром предвидеть будущее. Ее мнение, так же как мнение Елизаветы Михайловны о своих стихах, он ценит больше, чем чье бы то ни было.
