И не случайно он с благодарностью отвечал ей:
Ваши письма — единственный луч, проникающий ко мне из Европы.
В это время в открытую дверь гостиной с визгом вбежала внучка Елизаветы Михайловны, дочь Долли — девятилетняя хорошенькая Елизалекс, в белом платьице, открывающем худенькие плечики, в белых панталончиках с кружевами, опускающимися на мягкие белые ботиночки. Она радостно кивнула Пушкину, бросилась к бабушке и зарылась разгоряченным личиком в ее платье.
Ее преследовал подросток, Феликс, воспитанник Елизаветы Михайловны. Он тоже хорошо знал завсегдатая Елизаветы Михайловны — Пушкина. Но его возраст уже не позволял на ходу радостно кивнуть гостю и броситься за преследуемой Елизалекс. Он нерешительно остановился в дверях и поклонился Александру Сергеевичу. Елизалекс торжествовала победу, одним глазом поглядывая на него.
— Вот и не поймал! — сказала она, все еще не решаясь оставить бабушку и покинуть убежище.
Тогда Пушкин схватил ее на руки, поднял над головой и воскликнул:
— Зато я поймал! Поймал! Лови, Феликс, эту хитрую лисичку!
Феликс понимал, что Пушкин не бросит ему на руки девочку, но все же, смеясь, протянул руки. А Елизалекс все приняла за правду, от страха закрыла глаза и вновь огласила визгом гостиную.
Елизавета Михайловна засмеялась. Пушкин опустил Елизалекс. Но дети не отходили от него. Они не раз весело играли с поэтом, разговаривали обо всем, что было им интересно, и считали Пушкина человеком, на редкость понимающим их радости и тревоги, своим человеком.
— Александр Сергеевич! А у меня белка потерялась, — пожаловался Феликс.
— Живая белка?
— Живая, — опередила Феликса Елизалекс.
— Сидела у меня на плече в саду, прыгнула на дерево и скрылась.
— Сколько же она у тебя жила дома? — поинтересовался Пушкин.
— Всю зиму жила.
— Ну вот и захотелось на волю. Если ты свою белку любишь — не грусти. На воле ей лучше.
Пушкин поглядел в печальные, большие глаза мальчика и, как всегда, подумал: «Кого они мне напоминают?»
В это время в гостиной появилась Екатерина Федоровна. Она торопилась в Зимний дворец. Карета ждала ее во дворе.
— Здравствуйте, Александр Сергеевич, — приветливо протянула она ему руку и, обернувшись к Елизавете Михайловне, спросила: — Маменька, дети вам не мешают?
— Дети нам никогда не мешают, Екатерина Федоровна. В них наше счастье, — ответил за Хитрово Пушкин и взглянул в большие печальные глаза Екатерины Федоровны.
Ему стало не по себе. Вот кого напоминают глаза Феликса! Он мгновенно все понял.
