Дамы отказались.
Разговор перешел на другие темы.
Долли с интересом слушала рассуждения поэта о политике, умные, неожиданные, иногда, с ее точки зрения, неверные. Но она не вмешивалась в разговор. Пушкин еще не знает, что она не такая, как другие женщины великосветского Петербурга: блестяще знакома с мировой политикой, интересуется ею, что ее называют женщиной мужского ума и способностей.
Горничная доложила:
— Екатерина Федоровна просили сказать, что они с ее величеством императрицей дожидаются вас в гостиной.
Пушкин оборвал разговор, и Долли заметила, что он помрачнел.
«До чего же некрасив», — подумала она. И ей вспомнилось, что матушка говорила, как в Аицее он называл себя «помесью обезьяны с тигром». Но Анненкова, например, считает его изысканно и очаровательно некрасивым. Его глаза удивительные. Какая-то нечеловеческая притягательная сила в них. Сила гения, должно быть, который видит вперед то, чего не знаем мы. Но как он хорошеет, когда говорит, и как увлекательно, горячо говорит.
А Елизавета Михайловна, нежно взяв Пушкина под руку, шла с ним через анфиладу комнат, счастливая, нарядная, с чрезмерно открытыми для домашнего туалета и, главное, для своего возраста, плечами, о чем с издевкой шептались женщины в свете.
Императрица и Екатерина Федоровна стояли у окна и заразительно смеялись. Еще не успев погасить улыбку, императрица поцеловала Елизавету Михайловну и изящно присевшую перед ней Долли.
— Вот и хорошо, что приехали на родину, — сказала она. — А то сестра говорит, что русский язык забывать начали! — засмеялась и погрозила пальчиком. А сама-то по-русски говорить почти не умела, хотя, будучи великой княгиней, брала уроки русского языка у самого Жуковского.
Пушкин почтительно поклонился императрице и Екатерине, и Долли показалось, что он заскучал, стал молчалив и рассеян.
Огонь его удивительных глаз потух, губы резко сомкнулись.
И тогда императрица сама обратилась к нему с вопросом:
— Расскажите, пожалуйста, господин Пушкин, о Слепушкине. Правда ли, что холоп пишет стихи, которые даже к печати годятся?
Пушкин немного помолчал, словно бы обдумывая, как вести речь с императрицей.
— Истинная правда, ваше величество, — сказал он. — Но Федор Никифорович Слепушкин уже не холоп. Он три года, как получил вольную.
— И конечно, не без вашего участия, — вставила императрица.
— Да, ваше величество, при моем участии. Это талантливый поэт из народа. Напечатаны его книги «Досуги сельского жителя» и «Стихотворения». Сейчас готовится книга «Четыре времени года русского поселянина».
