Пока он возился с верхом коляски, заливаемый водой, стекавшей с полей шляпы прямо ему на лицо, лошадь, которой не нравилось мокнуть под дождем, забеспокоилась.
— Да тпру ты, проклятая! — крикнул он, захлебываясь от злости. — Ты… Ты… Погоди у меня. Получишь свое! Но-о, ты!
Но тут он осекся. На повороте дороги, труся мелкой рысью, показался Дилани верхом на чалой, и Энникстер, уже сидевший в коляске, оказался лицом к лицу с ним.
— Приветствую вас, мистер Энникстер! — крикнул Дилани, придерживая лошадь. — Мокровато, а?
Энникстер, вдруг побагровев, откинулся на спинку сиденья и заорал:
— Ах, вот ты где!
— Я вон туда ездил, — сказал Дилани, кивнув в сторону железной дороги, — чинил изгородь у Эстакады, а потом решил заодно проехать вдоль всей изгороди в сторону Гвадалахары — взглянуть, нет ли еще где дыр. Однако все как будто в порядке.
— Ах, значит «как будто»? — процедил сквозь зубы Энникстер.
— Вроде бы да, — ответил Дилани, несколько смущенный неприязненным тоном Энникстера. — Я только что заделал дыру у Эстакады и…
— А почему, интересно, ты не заделал ее неделю назад? — яростно закричал Энникстер. — Я искал тебя все утро… да, вот именно, все утро… И кто это разрешил тебе взять чалую? Из-за пролома прошлой ночью овцы разбрелись по всей насыпи, а сегодня утром ко мне явилась с претензиями эта гнида, Берман. — И вдруг заорал: — С чего это я тебя кормлю? С чего держу у себя? Чтоб ты ряшку себе наедал? Да?
— Да что вы, мистер Энникстер… — начал было Дилани.
— Не смей возражать мне! — закричал Энникстер, распаляясь от собственного крика еще больше. — Нечего оправдываться! Сколько раз тебе говорили! Раз пятьдесят я твердил про это.
— Да ведь, сударь, овцы сами проломали изгородь только прошлой ночью! — сказал Дилани, начиная сердиться.
— Сказано тебе — не разговаривать! — крикнул Энникстер.
— Но послушайте…
— Убирайся с ранчо! Убирайся немедленно! И как ты посмел чалую без моего разрешения взять? Мне такие работнички не нужны! Я человек покладистый, Бог тому свидетель, однако никому не позволю своей добротой злоупотреблять бесконечно! Собирай свои манатки и вон отсюда! Ясно тебе? Ступай к десятнику, скажи, что я велел тебя рассчитать, и проваливай! И имей в виду, — закончил он, угрожающе выставляя нижнюю челюсть, — имей в виду, если я увижу после всего этого, что ты возле дома околачиваешься или на ранчо заблудился, я вам, милостивый государь, дорогу пинком в зад укажу! А теперь — прочь с дороги! Мне ехать надо.
