Гусар, предложил мне руку и я, не очень разбираясь в тонкостях бального этикета, почти протянула ему свою, как в голову сиреной раздался голос, потерявшейся было Розы.
«Не вздумай даже, — мысленно кричала моя опекунша, — подавать ему руку, — вы же не представлены друг другу. Ты просто не имеешь права сама заводить знакомства или, не приведи Господи, танцевать с незнакомыми тебе мужчинами. Тем более с гусарами. А
ещё тем более конкретно с этим!»
Сделав протянутой гусару рукой, какой-то совершенно немыслимый пируэт, окончившийся на юбке моего бального платья, которое, как, оказалось, срочно необходимо было разгладить, я решила уточнить.
— Прости, любезный, — обратилась я к военному, — а мы разве знакомы? — поинтересовалась я.
— Нет, — четко ответил гусар, — но всю жизнь мечтал познакомиться с такой прекрасной незнакомкой.
— В таком случае, — сказала я, небрежно обмахиваясь веером, — вы вполне в состоянии подождать ещё немного, раз прождали возможности со мной познакомиться всю свою жизнь.
— Зачем? — удивился гусар.
— Что б найти того, кто представит нас друг другу, — наивно хлопая ресницами, ответила я.
Опешивший было воин, быстро нашёлся, предложив: «А может сначала мазурка, а потом представление?»
Оценив степень наглости, как «очень сильная», я ответила: «Предполагаю, что потанцевав с незнакомым мужчиной мазурку, я устрою такое представление для присутствующих здесь господ, что в Вашем, нуждаться уже не буду».
Гусар заметно погрустнел, но решил так просто не сдаваться: «Скажите, королева моего сердца, кто бы мог представить нас друг другу, и я тот час устрою это для Вас».
— Я думаю, Князь не откажет Вам в любезности, — ответила я, — тем более, что я кроме него и графа Калиостро больше ни с кем не знакома.
Кандидатура предложенных мной мужчин
как-то не вдохновила гусар и он, устремив на меня свои небесно-голубые глаза с лёгкой поволокой произнёс: «А может, ну их эти условности?»
Я посмотрела на гусара, и глубоко вздохнув, от чего грудь в декольте платья призывно колыхнулась, произнесла: «А действительно, к чему церемонии?! Давайте оставим условности другим».
Во время моего монолога лицо гусара с каждым словом озарялось всё больше и больше, и чуть не лопнуло на последней фразе, которая прозвучала примерно так: «Я так хотела сказать Вам это с самого первого Вашего слова, но условности не позволяли, а раз мы их отбрасываем, то я говорю Вам, а пойдите как к чёрту, Ваше Благородие!»
