Дуся собрала на стол, что в доме было, позвала Настю. Раечку спросила:
– Ты будешь с нами кушать?
– Буду. И бодавку буду!
– Что за «бодавка»? – удивилась Настя, садясь за стол.
– Да это она так добавку называет, – засмеялась Дуся, – что-что, а аппетит у дочки отменный, уговаривать не приходится.
Посидели за столом, отвели душу откровенными разговорами, поиграли с Раечкой, помянули Галочку. И посмеялись, и поревели. Попечалились, что Степан Игнатьевич стал совсем плох, почти не встает, только любовь к приёмной дочке, да заботы жены и держат его на этом свете.
Вечером Настя шла домой по бульвару, перебирая в памяти события минувшего дня. На бульваре в воздухе витал аромат черёмухи, набирала цвет сирень, пичуга в ветвях высвистывала свой мотив. И, казалось, нет на свете никакой войны, а есть мирная, хорошая жизнь. Навстречу ей шла нарядная пара: слегка прихрамывающий мужчина с тросточкой, в светлом макинтоше и шляпе с мягкими полями, в дорогих лаковых ботинках, и полная дама в замысловатой шляпке на завитых волосах и в габардиновом костюме с плечами на вате. Выглядела прогуливающаяся парочка необычно, словно пришельцы из какой-то иной жизни. Редкие прохожие оборачивались им в след. Настя с удивлением узнала в мужчине бывшего мужа. Поравнявшись с ней, Чернышов приподнял шляпу и слегка поклонился, в улыбке сквозила насмешка. Накрашенные губы его дамы презрительно изогнулись, она по-хозяйски взяла спутника под ручку. На Настю пахнуло каким-то дорогим вином.
Хорошее настроение улетучилось. Хотя Настя в душе своей перевернула эту страницу, встретить бывшего мужа с новой подругой было неприятно. Однако, укладываясь дома спать, она решила, что это хорошо, что Иван живет, наконец, той жизнью, о которой грезил, и что с ним рядом подходящая ему женщина. Он выглядит довольным, вот и слава богу. Значит, всё она, Настя, сделала правильно, жалеть не о чём. А вскоре новые события вытеснили из её головы мысли о Чернышове.
Как-то, придя со смены, Настя застала Нину, укладывающей вещи в чемодан.
– Ты куда это собираешься, дочка? – тревога стиснула сердце.
– Мамочка, ты только не волнуйся, я уезжаю по комсомольской путёвке.
– На фронт? – выдохнула Настя.
– Нет, меня отправляют в распоряжение ЦК комсомола Белоруссии. У меня уже все документы оформлены.
– Так там же сейчас самые тяжелые бои! Что же ты, восемнадцатилетняя девчушка, делать там будешь?
– То же, что и другие. В командировочном предписании сказано: «на восстановление народного хозяйства в освобождённых районах».
