— Не бойся, я не требую от вас таких жертв, каких я требую от самого себя.
— Моя мать, она язычница, как ты знаешь. Значит, однажды ты велишь мне покинуть ее.
— Однажды нам всем предстоит сделать выбор, но не я попрошу тебя сделать его.
— А кто же?
Из-за облаков снова показалась луна, мы подошли почти к самой воде. В лунном свете открывался простор Киннерийского моря со множеством рыбачьих лодок, вышедших на ночной промысел. Наверное, кто-то на этих суденышках наблюдал за нами. Что они могли подумать о мужчине, прогуливавшемся рядом с женщиной ночью по одинокому берегу? Мне не верилось, что все это происходит со мной.
— Не волнуйся о матери, — сказал Иешуа, — существует много путей к Богу.
— Но существует только один Бог.
— Да, но, возможно, у него много лиц. Мы не должны отвергать людей, мы должны привлекать их. Стараться найти путь к их сердцам.
Хотя сомнения меня не оставили, я пообещала снова приходить на собрания. Прошло время, и вдруг мне стало понятно, о чем тогда говорил мне Иешуа. То, что я поняла, вряд ли мне удастся выразить словами, но я прочувствовала это необыкновенно живо. Я вдруг вспомнила учителя Закона, Сапфая — так его звали. Он жил в нашем городе, часто встречался на улице с моей матерью, но ни разу даже не поприветствовал ее. Тогда как Иешуа часто шутил с ней и не гнушался вкусить хлеба в нашем доме, порог которого никогда не переступал Сапфай, чтобы поговорить с нами о вере и о Законе. А Иешуа приходил к нам без тени смущения. Я удивилась, вспомнив, что никогда не осуждала Сапфая, уверенная, что он поступает так, как велит ему Закон. Теперь мне вдруг стало понятно, что Закон для Сапфая был чем-то вроде стены, а для Иешуа он был дверью. Еще мне вспомнилось, что Иешуа говорил, что не он заставляет людей делать выбор — свой путь мы выбираем сами. Это мы стоим перед дверью, которая, возможно, откроется нам. Как можно заставить кого-то выбирать? Тогда это будет уже не выбор, вдруг поняла я.
Все мы учились у Иешуа таким вещам, каким не учат в молельных домах даже мужчин. Но как было научить нас — мы должны были сами понять такие вещи. Раскрыть их в себе. Он много проповедовал, и потом люди, слушавшие его, часто говорили, что слова его туманны и непонятны. Многие искажали его слова и обращали затем против него. Но имевший уши и слышащий — его слова — легко понимал его. Он часто говорил о Царствии Божием, и многие думали, что он хочет стать царем Израиля. Другие были уверены, что он имеет в виду конец света. Кто-то считал, что говорится о загробной жизни. Но на самом деле, для тех, кто слышал его, было понятно, что он говорит не о том, не о другом и не о третьем. Чтобы попасть в Царствие Божие, не надо куда-то уезжать: оно рядом, оно в нас самих, в том, как мы смотрим на этот мир. На вопрос людей, когда же наступит это Царствие, Иешуа всегда отвечал: оно уже здесь. Он просил посмотреть вокруг попристальнее — на деревья, на озеро или на цветы, распускающиеся весной. Но люди изумлялись: что в них толку, в цветах, разве они заплатят за нас налоги, разве накормят досыта. Никто не мог понять, о чем таком он говорит, даже ближайшие его сторонники, и я тоже. Виною всему была наша невосприимчивость и глухота наших сердец, ведь никто раньше не обращался к нам так открыто, призывая раскрыть глаза и смотреть.
