— Мы не ждали, что ты вернешься из Кесарии, — начал он.
Я не знал, что ответить.
— Но я вернулся, — сказал я.
Я чувствовал, что что-то тяготит его, но он не хотел говорить об этом.
— Ты ведь не идешь в Иерусалим?
— Нет.
— Там ведь есть приказ о твоем задержании?
Казалось, это его беспокоило, возможно, он считал, что я могу причинить ему неудобство, если мы вместе появимся в городе.
— Если бы у них был приказ об аресте, то ведь от Иерусалима сюда только день пути, — произнес я заносчиво.
Мы молчали. Я был рассержен и раздумал предупреждать его о возможной опасности визита в Иерусалим. Сейчас я был уверен, что он знал обо мне все уже тогда, когда предложил мне присоединиться к нему. В моей уверенности не было никакой логики, но тем не менее это было так.
В конце концов я сказал:
— Я не собирался идти с вами в Иерусалим. — В теперешней ситуации это было чистой правдой.
Теперь Иешуа пытался прояснить обстановку в надежде смягчить меня. Он начал расспрашивать меня про Иерусалим — о том, что, по моему мнению, должно было мало интересовать его. Он интересовался, кто имеет наибольшее влияние в синедрионе, каковы настроения людей. И затем вдруг спросил о слухах. Я не смог притвориться безразличным.
— Говорят, что повстанцы сами убивают друг друга, — сказал он.
— Кто бы они ни были, скоро убийств будет еще больше.
Я не стал ничего добавлять к сказанному, а он не настаивал. Мы уже плыли обратно к берегу. И молчали.
В тут ночь меня мучила совесть из-за того, что я так и не предупредил Иешуа об опасности, грозящей ему в Иерусалиме. Как бы ни был я сердит на него, мне совсем не хотелось, чтобы он стал жертвой вспыхнувшей резни. А что резня обязательно будет, я знал точно, так же как и то, что произойдет восстание. Но на следующий день, к нашему удивлению, он сказал, что не пойдет в город на праздник, а лучше уединится и помолится вдали от людских толп. Он возьмет с собой только самых близких своих спутников: Якоба, Иоанана и Кефаса. Остальные могут провести праздник по своему усмотрению и помолиться у себя дома. Ведь Бог живет не только в храме, чтобы только там и молиться ему.
Сторонников Иешуа такая новость повергла в полное недоумение, они не скрывали своего разочарования. Противники с готовностью принялись на все лады обвинять его, в том числе и в кощунстве в отношении храма. Меня поразила неожиданная мысль: а что, если он понял больше, нежели я предполагал, и принял мое предупреждение об опасности, но не стал толкать меня на нарушение клятвы? Тогда в его упоминании о возможном моем аресте скрывалось беспокойство за мою судьбу. Но и после этого, вплоть до его ухода, я все равно никак не мог наладить наши отношения, и отчуждение, возникшее после моего возвращения из Кесарии, так и продолжало оставаться между нами.
