Я еще раз вспомнила слова Иешуа о том, что стоит лишь попросить о милости, и ты будешь прощен.
Спустя какое-то время Иешуа попросил нас найти ему жилье — он не имел дома с тех пор, как ушел из семьи и скитался, а также он думал начать работать где-нибудь.
Я и представить себе не могла, что в конце концов все разрешится столь благополучно. Ведь даже Арам раскаялся и вернулся к нам. Однако я стала замечать, что нашим, и особенно двенадцати избранным, совершенно непонятно происходящее. Конечно, ведь они не знали таких тяжких искушений, которые выпали мне, благодаря молчанию Иешуа, они ни о чем таком не догадывались. Они потихоньку сетовали друг другу, что вот теперь опять придется терпеть присутствие Арама, все, конечно же, ради его брата Фомы. Так же долго не могли смириться с присутствием язычника Симона Хананита, которого большинство считало ниже себя. Как-то они в тайне от Иешуа пришли к Симону и поставили ему условие пройти обряд обрезания. Иначе, грозились, что не примут его к себе. Симон смертельно перепугался и спросил лишь, нет ли какого-нибудь другого способа доказать свою преданность Господу. На что ему сурово ответили, что это единственный путь и вряд ли он вообще когда-либо сможет понять, что такое быть настоящим евреем, исповедующим Бога Единого.
После чего они пошли к Иешуа и сказали, что не примут Симона, до тех пор пока тот будет сопротивляться обрезанию. Иешуа по их речам понял, как глубоко они презирают Симона, и страшно рассердился.
— Вы все время печетесь о внешнем, но вам дела нет до сути.
Якоб возразил:
— Закон учит нас, что истинной вере нужно внешнее знамение.
— Скажи мне, — сказал Иешуа, — кого примет Господь как истинно верующего в него: того, кто проявляет веру внешне, как малое дитя, не понимая, что он делает и зачем, или того, кто сознательно принимает веру как зрелый муж?
Никто не знал, что ответить на его слова. Наконец Шимон, больше всех обеспокоенный появлением язычника, сказал:
— Но без обрезания нет и Завета Бога. Без обрезания мы не евреи.
— Иногда нужно быть больше, чем евреем, — ответил Иешуа.
Видя, что Иешуа недоволен, никто не стал больше ни на чем настаивать. Зато потом среди нас разгорелись жаркие споры. Я хотела встать на защиту Симона, но побоялась, что знаю Закон недостаточно глубоко и не смогу уверенно ссылаться на него. К тому же не думаю, что мужчины прислушались бы к мнению женщины в таком вопросе.
Филипп сказал о Симоне:
— Он как ребенок, и ум его как у ребенка. Сможет ли он понять, о чем говорит нам учитель?
