Никогда магини не признают неверной свою систему выбора супругов и сочтут врагом или вредителем каждого, кто начнет доказывать пагубность и ошибочность способа, ставшего за столько времени народной традицией.
— Чем ты так ошарашила Гелию? — по-хозяйски появился в распахнутых дверях Вайрес. — Она убегала, как от призрака.
— Правда зачастую бывает страшнее всяких призраков, — мрачно огрызнулась в ответ, заметив изменение в поведении магистра, но не желая прощать ему предательство брата.
Пусть и не совсем родного — маги, как и большинство жителей северной части империи, родство определяли по матери. Но и не чужого, доверявшего ему тайны своего дома и не отказывавшегося от советов.
— Ты так сильно разозлилась на судей? — Пройдя к столу, мой новый наставник налил себе фруктовый напиток: — Не хочешь холодненького?
— Нет и нет.
— Что «нет»? — знакомо нахмурился магистр, и я невольно усмехнулась.
Все же отцовская кровь тоже кое-что значит.
— Ответ. На первый вопрос и второй.
Некоторое время Вайрес смотрел на меня очень подозрительно, словно ожидая пояснения или подвоха, потом осторожно осведомился:
— А если ты на них не обиделась, то, значит, признала справедливость наказания?
— Нет.
— Как это? — снова озадаченно замер маг.
— Ты меня допрашивать пришел? — спросила напрямик, поворачиваясь так, чтобы смотреть в глаза усевшегося возле стола магистра. — Тебя собратья прислали?
— Прежде чем тебя учить, мне необходимо знать, как ты относишься к нам и к произошедшему.
— Что-то ты крутишь. — На миг мне стало смешно, но тут же нахлынула обида. — По приговору суда ты как раз должен учить меня сдерживаться. Хотя это и странно само по себе, Танрод, наоборот, учил защищаться. Ну а про отношение могу сказать, раз настаиваешь. Я глубоко разочарована и в вас, и в вашем правосудии, и в ваших законах.
— Ого, — ехидно фыркнул магистр. — Так почему же ты не сказала этого судьям?
— Сначала хотела, потом поняла, насколько это бесполезно. Вы ведь считаете себя выше и умнее всех людей, раз природа подбросила вам особые способности, и считаете себя вправе вершить чужие судьбы наравне с богами. Так разве дойдут до вас слова женщины, которую вы уже осудили заранее?
— А ты полагаешь, что осуждена напрасно?
— Вайрес, — спорить мне сейчас очень не хотелось, да и оскорблять его тоже намерения не было, но он смотрел так снисходительно и укоризненно, что сдержаться оказалось не под силу, — как можно считать судей справедливыми, если не видишь в них ни мудрости, ни честности?
