Селифан с гневом их отверг.
— Срам какой — денег им за это дело давать! Чай, не барчук какой… и не в том возрасте я еще. Они меня за другое любят. Переговорю, барин, не сомневайся.
— А что с ротмистром? Как он?
— С кавалеристом нашим? — презрительно переспросил Селифан.
Сей род войск он глубоко презирал и считал пустым и никчемным. Отчасти из-за того, что Порфирий Петрович служил в артиллерии, а он при нем был денщиком.
Проникся Селифан к ней, к артиллерии, заслуженным уважением за основательность ее хозяйства: пушки на лафетах, ядра чугунные, порох и, особенно, лошади. «На кавалерийской разве вспашешь? — любил говорить он тем, кто не разделял его взглядов. — А на наших битюгах враз — и не поморщишься!»
Хлебопашец, одним словом.
Правда, ни пахать, ни сеять ему не довелось. А кто из спорщиков пахал и сеял?
Кавалеристы, одним словом.
Но больше всего Селифан не любил гусар. Драгуны хоть с мушкетам, при порохе, а эти, при саблях, только воздух и могут один рассекать. Так что ротмистру Маркову повезло еще, что он был драгуном.
— Так что с Марковым? — пришлось еще раз спросить Порфирию Петровичу.
— А что еще с ним, драгуном, может быть? — вопросом на вопрос наконец ответил Селифан. — Матрена за ним глядит. Вылечит, наверное. Сущая ведьма. Все хозяйство под себя взяла. Барыня наша перед ней по одной половице из-за страха ходит. Боится, что ненароком сглазит. Бабка моя про таких мне рассказывала. Оборонил я нас от этой ведьмы. А драгун ей чем-то глянулся. Не сомневайтесь, барин, вылечит. Так я возьму штоф с водкой?
— Бери, — не сразу ответил Порфирий Петрович и отдал ключ от дорожного сундучка, где хранились штофы с водкой. Водка предназначалась для ротмистра Маркова исключительно в лечебных целях, и она уже кончалась. Больной употреблял ее без меры. Но все же, по подсчетам Порфирия Петровича, три штофа с водкой еще имелось.
Селифан открыл дорожный сундучок — и обомлел.
— Барин, а тут их нет! — через какое-то время вымолвил он.
— Как нет? — заглянул в сундучок Порфирий Петрович. Пропажа водки его уже не так сильно удивила, как пряжка от фельдъегерской сумки. — Никому пока об этом не говори, — сказал он. — Понял? — и прошелся по комнате.
Сон у него как рукой сняло, и все части его тела привинтились к тем местам, куда им должно было привинтиться, но вот мысли в голове… мыслей никаких не было! Селифан сочувственно посмотрел на своего барина и сказал:
— Поспать вам, барин, надо, а я за водкой в Выдропужск съезжу, заодно кое-что у станционного смотрителя выспрошу. К вечеру вернусь. — И он уложил Порфирия Петровича на диван, накрыл полушубком — и вышел вон из комнаты.
