Виннипегская Стена и я | страница 37



Что?

Я нахмурилась и моргнула. Я сфокусировалась на своем боссе и том факте, что на диване, перпендикулярно ему, сидели две девушки, и я заметила сиськи в низком вырезе блузки и слишком много макияжа. О них я не беспокоилась. Мое внимание было сосредоточено на моем боссе. Моем временном боссе. «Временный босс», — напомнила я себе.

— Что-то не так? — спросила я аккуратно, стоя там и смотря ему прямо в глаза, а две девушки заерзали на своих местах, как когда ты ребенок, а родители твоего друга отчитывают его прямо перед тобой; это было неловко.

Он посмотрел мне в глаза, его ответ был больше похож на хлопок, чем на заявление.

— Нет.

Нет.

Зачем я вообще задала этот глупый вопрос? Правда. На мгновение, я подумала о том, чтобы держать рот на замке, но это плохое настроение устарело очень быстро. Его обычная раздражительность — это одно дело, но сейчас все совершенно иначе.

То, что он снова повел себя как козел в публичном месте не так страшно, потому что легко это все проигнорировать и забыть, так как я не знаю этих женщин в комнате и никогда их больше не увижу. То, что он сказал перед Кристианом, — это уже другая история.

Пригладив материал своего ободка, я смотрела только на покрытое щетиной лицо.

— Знаю, в мои обязанности не входит что-то говорить, но если ты хочешь о чем-то поговорить... — мой голос был грубым, гнев пронизывал каждый слог.

Все его внимание было сосредоточено на мне. Здоровяк выпрямился и положил телефон на свое бедро. На нем были надеты обычные мешковатые шорты и футболка.

— Ты права. Я плачу тебе не за твое мнение.

Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять.

Я поборола ощущение, сжигающее мой пищевод, и взяла себя в руки. Я знала, каково это, когда к тебе придираются. Знала, каково это, когда с тобой обращаются, как с дерьмом, люди, о которых должна заботиться.

Я не собираюсь плакать из-за Эйдена. Я не реву из-за людей, которые не заслуживают моих слез, и Эйден — особенно чертов Эйден — не будет человеком, который сломает меня. Не сейчас, никогда.

Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять.

Он прав. Я его личный ассистент, и за это он платит мне, не важно, как сильно я сжимаю зубы. Скоро я ухожу. Больше он не будет моей заботой. Кусая внутреннюю сторону щеки, я заставляю себя переступить через это и задуматься о ситуации позже, и понимаю, что это самое тяжелое, что я когда-либо делала.

Я поставила две бутылки на стол, мое дыхание напоминало драконье, и спокойным, ровным голосом спросила: