— Для какого Ленни?
— Для твоего мужа.
— Мама… Ой, минуточку. Моего мужа зовут Гарольд. А это телефон 433-1854?
— Нет, это 433-1584.
Наступает пауза.
— Господи, значит, я так понимаю, вы не приедете?
* * *
Один человек нерешительного нрава пытается припарковать свою машину между другими. Мимо проходит полицейский.
— Скажите, — обращается к нему водитель, — я могу припарковаться здесь?
— Ни в коем случае. На Пятой авеню запрещена парковка.
— А чего же эти машины тут стоят?
— А они никого не спрашивали.
* * *
Клиент ресторана на Бродвее спрашивает официанта:
— Разве это вы принимали у меня заказ?
— Конечно. А почему вы спрашиваете?
— Удивительно, что вы совсем не постарели за это время.
* * *
Гинзбург повел внука в цирк. Человек со скрипкой поклонился зрителям и спокойно забрался в жерло пушки вместе со скрипкой. Раздался взрыв, вырвалось облако дыма, и скрипач взлетел в воздух. В полете он успевает выжать несколько нот из скрипки, перед тем как опуститься на натянутую сетку. Зрители в восторге. С расширенными от возбуждения глазами внук восклицает:
— Вот это да! Дедушка, правда, здорово?
Дед пожимает плечами.
— Неплохо. Но до Хейфеца ему далеко.
* * *
Флоренс Нудельман пошла с маленьким сынишкой на пляж Брайтон-бич. Она расстелила одеяло, поставила зонтик и наказала сыну:
— Шелдон, не балуйся с песком, попадет в глаза. И на солнце не торчи, сгоришь. В воду не лезь, здесь глубоко для тебя.
Она покачала головой и пожаловалась, глядя в небо:
— Ой, какой же нервный ребенок!
* * *
Эмма Трахтман, женщина восьмидесяти с лишним лет, решила составить завещание. Для этого она направляется к своему раввину, чтобы обсудить детали и задать кое-какие религиозные вопросы. Разделавшись с имущественными проблемами, она заявляет, что хочет быть кремирована. Раввин решительно возражает, потому что иудаизм строго запрещает кремацию. Но женщина настаивает на своем, и никакие доводы раввина не могут переубедить её.
— Но в чем дело? — удивляется раввин.
— Дело в пепле, — говорит старая женщина. — Я хочу, чтобы мой пепел был развеян над Блумингдейлом.*
— Над Блумингдейлом? Ничего не понимаю.
— Так я буду уверена, что мои дочери будут приходить ко мне два раза в неделю.
* * *
Борис Томашевский, звезда театра, играющего на идише, хвастал, что спал один только тогда, когда был болен, а это случалось нечасто. Женщины постоянно дежурили у дверей театра в ожидании его.
Однажды он приглядел себе симпатичную молодую девушку, провел с ней ночь, а утром, по своему обыкновению, вручает ей билет на вечерний спектакль.
