Процесс над Трофимычем не был показательным, и убийцу не казнили, приговорив к высшему сроку тюремного заключения. Для меня же все было ясно: Анечка оплатила свой счет, который, согласно Трофимычу, когда-то ляжет перед каждым.
Вернемся в ноябрь 1912-го года, к нашему переселенцу, который, все еще растерянный и ошарашенный внезапной утратой младшей дочери, уныло брел в указанном ему направлении, ведя под уздцы вконец измученную худосочную клячу, из последних сил тащившую за собой сани с остатками его семейства.
Миновав два высоченных старых кедра, стоявших, словно гигантская супружеская пара, чуть в стороне от своих сородичей, отец и вправду заметил дорогу, озаренную лунным светом и явственно проступающую под белым покровом нового снега. Если бы путники продолжали двигаться в прежнем направлении, то, несомненно, ушли бы далеко в сторону от цели, и неизвестно, какая судьба ждала бы их.
Мысленно поблагодарив женщину в балахоне, бородач ускорил шаг, стремясь теперь как можно быстрее преодолеть оставшуюся часть пути, так измотавшего его и принесшего его семье беду. Впрочем, убедившись, что черная фигура – кем бы она ни была – не обманула его касательно местности, отец начал верить, что с отданной в ее руки Аглаей и впрямь ничего не случится. Должно быть, Господь услышал его отчаянные молитвы и послал дочери спасение. Он поделился этой мыслью с примолкшей в санях женой, но ответом ему было лишь молчание, изредка прерываемое невыносимым бабьим поскуливанием. Отец махнул рукой и зашагал еще энергичней.
Последний поворот дороги, пригорок, и запыхавшийся переселенец вышел на околицу ночной Николопетровки, избы которой были в это время суток различимы лишь благодаря луне, которую Божьей милостью тучи так больше и не заслонили.
Чуть отдышавшись, отец начал вглядываться в контуры домов и построек, пытаясь по описанию Гудика распознать его жилище и, положившись на гостеприимство знатного сектанта, насладиться, наконец, вожделенным отдыхом. Разорвав ставшую уже привычной таежную тишину, где-то залаяла собака, и эти звуки, являющиеся верной приметой людского присутствия, мятным бальзамом пролились на душу измучившегося человека, который сумел-таки победить все тяготы и неудачи, доведя задуманное до конца.
Тут кто-то окликнул отца по имени, заставив его вздрогнуть от неожиданности. После секундной паники он обругал себя за нервозность и, прокашлявшись, откликнулся. Зовущий его человек мог быть только Гудиком, так как никто другой не знал и не ждал его в этом краю. Старовер же вполне мог выйти ему навстречу, обеспокоенный долгим его отсутствием.
