Отодвинув полог, я еще некоторое время стоял, прислушиваясь, внутри своего убежища, при малейшем стороннем шорохе готовый юркнуть обратно. Однако тишина была такой, что у меня мелькнула мысль, не засада ли это? Но к чему им устраивать на меня засаду, если можно просто перерыть всю больницу и поставить все с ног на голову? Нет, скорее уж, мои преследователи поверили, что мне удалось покинуть лечебницу и скрыться. А это значит, что, если погоня и имеет место, то не внутри здания.
Приободрившись, я выбрался из ниши, пересек холл и уже через несколько секунд был на крыльце. Опасаясь выходить на середину двора, я прошел по бровке под самыми окнами, затем вдоль покосившегося забора и, прячась за сложенной прилежным дедом высокой поленницей, достиг ворот. Не потревожив завязанных веревкой жердевых створок, я скользнул в калитку и, обогнув угол больничной ограды, оказался на городской улице. Непосредственной за собой погони я не заметил, что, впрочем, было и не удивительно – стоял поздний вечер и вряд ли кто-то из работников лечебницы наблюдал из окна мои маневры.
Чем дальше я удалялся от отвратительного учреждения, тем увереннее себя чувствовал и тем спокойнее становилось у меня на душе. Несколько раз свернув, я шел теперь по обочине размытой дождем грунтовой дороги, проваливаясь время от времени в мягкую густую грязь, которой не замечал в сгустившейся темноте, и был почти счастлив. Задники моей обуви сослужили мне большую службу, и лишь один раз я чуть было не лишился одной из тапок, наступив в особенно глубокую рытвину, оставленную, должно быть, колесом телеги и засосавшую мою ногу едва ли не по колено. Выбравшись, я весело ругнулся и пошел дальше. Ни ночь, ни грязь, ни крепнущая прохлада не могли принести такого урона моему физическому и ментальному состоянию, как унылая больничная клетка, служащая одновременно покойницкой, и свирепые рожи товарища Пузанова и его сослуживцев, выместивших на мне свою «здоровую пролетарскую злость». Даже та мысль, что мне негде ночевать и нечем поддерживать силы, показалась мне не стоящей огорчения – ведь я на свободе и, несомненно, что-нибудь придумаю.
Окружающий меня город, который ко времени моего рождения станет довольно большим областным центром, насчитывал сейчас, должно быть, не более двух-трех десятков тысяч жителей, что объясняло наличие на всю округу лишь одной психиатрической лечебницы, да и то небольшой. Сейчас им здесь не до того – расширение будущего ГУЛага требует куда большего внимания властей и общественности!
