Миссис Пендайс прервала мужа:
— Но, Хорэс, я боюсь, что это правда. Эллен Молден…
— Эллен Молден! — вскричал мистер Пендайс. — Какое отношение имеет она… — И он замолчал, вперив взор в план Уорстед Скайнеса, еще висевший развернутым, как символ всего, что готово было рухнуть. — Если Джордж и в самом деле… — крикнул он, — то, значит, он еще больший дура», чем я его считал! Дурак? Нет, хуже! Негодяй!
И он опять замолчал.
Миссис Пендайс вспыхнула и прикусила губу.
— Джордж не может быть негодяем, — сказала она.
Мистер Пендайс ответил, делая ударение на каждом слове:
— Опозорить свое имя!
Миссис Пендайс еще сильнее прикусила губу.
— Что бы ни сделал Джордж, — сказала она, — я уверена, что он вел себя, как подобает джентльмену.
Злая улыбка искривила губы сквайра.
— Как это похоже на женщину!
Но улыбка тут же пропала. И оба лица опять выражали беспомощность и растерянность. Как люди, прожившие вместе век и не любящие друг друга истинной любовью, хотя они давно перестали это замечать, они испытали даже нечто вроде удивления, когда их интересы совпали. Пускаться в пререкания не было смысла. Это не спасет их сына.
— Я буду писать Джорджу, — проговорил наконец мистер Пендайс. — Я ничему не поверю, пока не получу от него ответа. Я полагаю, что он расскажет нам всю правду.
Голос его дрожал.
Миссис Пендайс поспешно сказала:
— Только ради бога, Хорэс, будь деликатен. Мальчик и без того страдает!
Ее кроткая душа, рожденная для мирного счастья, сейчас тоже страдала. В глазах стояли слезы. Но мистер Пендайс по дальнозоркости не замечал их. За время супружеской жизни этот дефект зрения все прогрессировал.
— Я напишу ему, что сочту нужным, — сказал он. — Понадобится срок, чтобы все обдумать, и пусть этот мерзавец не тешит себя мыслью, что я буду спешить.
Миссис Пендайс вытерла губы кружевным платочком.
— Ты дашь мне прочитать свое письмо? — спросила она.
Сквайр взглянул на жену: она вся дрожала, ее лицо было белее полотна. Это еще больше раздосадовало его, но он ответил почти мягко:
— Это не женское дело, дорогая.
Миссис Пендайс шагнула к мужу, ее кроткое лицо выражало не свойственную ей решимость.
— Он мой сын, Хорэс, так же, как и твой.
Мистер Пендайс, поморщившись, отвернулся.
— Тебе незачем так расстраиваться, Марджори, я изберу самый правильный путь. Вы, женщины, легко теряете головы. Этот мерзавец лжет! Если же он не…
При этих словах спаньель Джон вышел из своего угла и замер на середине комнаты. Он стоял выгнувшись и печально поглядывал на хозяина.
