— Страх, — бормотал этот голос, — всех нас делает спутниками.
И в этой церкви было что-то похожее на тот голос, напоминавшее о тех годах учёбы и слёз. Эмили очень надеялась, что это не Бог. У неё было нехорошее предчувствие, что если она его когда-нибудь встретит, то попросит уйти, потому что если честно, она в него не верила, и она не хотела быть той, кто беседует с божествами.
— Это с вашей стороны лицемерие, — сказал голос в паузе между куплетами.
— Подержите минуточку, — пробормотал невысокий шотландец, вручая ей ребёнка.
И тут Эмили сделала то, на что, как ей раньше казалась, она была неспособна. Нечто очень старомодное.
Она упала в обморок.
***
Устав ждать, Чед Бойл пинал в церкви лунные камни.
— Уже недолго осталось, — сказал в его голове голос Ангела. — Я отправила её в системы, в которые наше присутствие не может проникнуть. Он, сам того не осознавая, ослабил защиту, потому что она ему так хорошо знакома. План уже идёт полным ходом.
— Я не понимаю, что ты говоришь, — пожаловался Чед. — Я хочу есть, я хочу делать с Дотти ужасные вещи.
— Какие ещё ужасные вещи? — спросил женский голос.
— Набить её рот червяками или повыдёргивать ей ногти из пальцев ног. По-настоящему ужасные вещи.
И тогда Ангел показала Чеду картины по-настоящему ужасных вещей. Она показала ему войну, траур, пытки, геноцид и жестокость. Она показала ему, что это было распространено повсюду, и повсюду на это закрывали глаза, когда речь шла о возможной выгоде. Она показала ему, какой была вселенная в её глазах.
Это был почти экзамен, чтобы увидеть, насколько хорошо её маленький партнёр годится для её великих замыслов. Или же это была отчаянная попытка найти собеседника. Увидев всё это, Чед начал плакать и бормотать слова кошмара.
Когда всё закончилось, он открыл глаза, потрясённый и немного постаревший.
— И это тоже, — прошептал он. — Это я с ней тоже сделаю. Но сначала я хочу найти червей.
— У тебя будет такая возможность, — успокоил его голос. — Всему своё время.
***
Эйс брела по пирсу, обуреваемая сомнениями.
При жизни у неё как-то не было времени на то, чтобы верить во что-то. Она верила только в своих друзей. Это плохо закончилось. Так же, как и её отношения с Одри, её матерью. Тяжело сглотнув, она пошла дальше.
Теперь уже слишком поздно.
В конце пирса стоял театр, его щиты для афиш были пусты и серы, остатки плакатов давно сгнили. Огромное свободное пространство было словно создано для граффити, но Эйс подумала, что ей лучше вести себя хорошо.
