Бывало, она просыпалась посреди ночи и слышала звуки из-за стены, думая о том, что может быть ей лучше пойти завтра в школу и полюбить эту глупую музыку, глупую девчачью одежду, просто ради того, чтобы подружиться с кем-то. Но всегда что-то в ней отговаривало её от этого.
И вот снова этот выбор, в более откровенной форме. Она может страдать от боли и вины как Эйс, или же она могла сбежать в толпу слов и стать ничем, плавающим нигде.
Ну ладно, боль так боль.
В языке бурлило какое-то движение, как будто что-то рождалось или что-то уносило домой. Впереди была точка замерзания — то ли библиотека, то ли словарь — и язык этого очень боялся, поэтому на мгновение Эйс тоже испугалась. Но затем она услышала сопровождавшие эту точку слова: «Импульсивный, идеалист, готовый рисковать своей жизнью ради благого дела… Ненавидит тиранию и притеснение… Никогда не сдаётся… Никогда не бросает… Верит в добро и борется со злом… Хотя он часто попадает в ситуации, где много насилия, по натуре он мирный. Ему не свойственны ни жестокость, ни трусость».
И Эйс знала, что в этом было что-то большее, чем она, что-то, что было ей ужасно, до боли небезразлично. Что-то, что никогда не будет частью толпы. Символом этой потрясающей доброты была роза непередаваемого цвета; роза, покрытая шипами, которые могли колоть и ранить любого, кто к ней слишком близок.
Эйс схватила эту розу и держалась, чувствуя, как её личность снова наполняет её: воспоминания, запахи, вкусы и древние, полузабытые детали.
Она посмотрела на появившуюся перед ней её руку. Розы не было, не было и ран от неё.
Встав, она увидела, что она на пляже, на обычном пляже. Тёмная набережная с похожим на скелет пирсом, почерневшим от ржавчины. Вокруг неё шипел и вздыхал прибой. Отряхнув мокрые волосы, она пошла к пирсу.
По опыту Эйс, в таких странных ситуациях действие обычно полезнее слов. Но её мучила ужасная мысль. Последнее, что она помнила — сжавшиеся лёгкие, ужасные попытки вдохнуть, когда вдыхать было нечего. Она посмотрела вокруг.
— Не… Это Кроумер[8].
На входе на пирс вспыхивал красный фонарь, и она решила идти туда. В небе парили чёрные чёрточки пронзительно кричавших чаек. Дальше, за набережной, был город, но все магазины были закрыты, в пассажах было безлюдно. Наверное, не сезон.
Она поднялась на набережную и направилась к пирсу. Красный фонарь горел на вершине небольшой карусели, возле которой стояла поразительно красивая женщина, одетая в длинный серый балахон с капюшоном.
