Чед согласился, и она сказала, что скоро пришлёт за ним кого-нибудь. Тот, кого она пришлёт, на самом деле плохой человек, с которым Ангел воюет; но пока этот человек спит, Ангел может заставить его делать то, что было нужно ей.
Чед подумал, что это круто.
А тем временем ему разрешалось обращаться как угодно плохо с глупыми детьми, которые смеялись с него. Они не были такими важными, как он. Чед знал, что это правда. В частности, была одна девочка, которая его очень раздражала. Что же, у Ангела были на неё планы. Она шепнёт ему о них завтра на ушко.
Ангел сдержала своё слово, но всё было не совсем так, как это представлял себе мальчик. Ангел иногда говорила за него и заставляла его что-то делать до того, как он соглашался. Когда он не слушался, она вызывала у него боль.
Он посмотрел на неподвижную Эйс. Было в этом и хорошее. Он нажал большим пальцем на спинку металлического насекомого, и у того включился огонёк передатчика. Зазвучало бульканье передаваемой информации.
Сознание Эйс угасало на ветру.
Наконец, звук затих. Существо зажужжало и посмотрело на мальчика, ожидая следующего задания. Бойл оторвал ему крылья, кинул его на пол и растоптал его, хохоча.
***
Раздражённый внезапной болью, Доктор утёр пот со лба. Боль прошла так же внезапно, как и возникла. Он протянул руку к консоли.
***
Эйс плыла в потоке всплывающих пузырьков, поднимающихся из тёмной пучины в сердце водоворота. Но она плыла не в воде, а в словах, в языке. Вокруг неё были фразы и смыслы, и иногда казалось, что она часть течения, что её ощущение себя лишь гребень волны, которая сейчас обрушится на пляж и исчезнет, снова смывая её в абсолютное ничто.
— Вселенная больше не ньютоновская, — сказало море, — а подвержена синхронности, основанной на очень плотной паутине на первый взгляд не связанных друг с другом событий.
‘Knights and squires, doctors and dicers-’[6]
‘You're twisting my melon, man!’[7]
Со словами являлись и образы, несмотря на то, что у неё не было глаз, чтобы видеть их. Образы говорящих голов, символы, изображения богов. Они все бурлили и сливались, произносили что-то и исчезали.
Приходилось напрягать память, чтобы удерживать целым представление об Эйс, но ей было не привыкать драться за своё имя, от Дорри к Дотти, от Дотти к Дороти, от Дороти к Эйс. О том, кем она есть, она узнавала в постоянных испытаниях, и она не собиралась расстаться сейчас со своей индивидуальностью ради этого соблазнительного ощущения общности.
