Я заметил, что Тойчо знал места, где отара могла уйти, заранее отрезал овцам путь. Он старался не допустить, чтобы отара бросила пастьбу, вмешивался, останавливал возникшее «течение». И все же это явление было главной бедой для чабана, а для меня — лакомой проблемой.
Уку встречал нас у кошары, корм был уже рассыпан по корытам, словно старший чабан никуда не отлучался. Делать мне было нечего, и все же я не хотел раньше товарищей уйти в дом. Вместе ходили, одинаково мерзли, неудобно было делать себе поблажку.
— Ara, мясо есть, — обрадовался Тойчо, едва переступив порог. Запах в небольшом домике действительно был очень аппетитен. Нас поджидал Бере, чабан с соседней зимовки. Нас познакомили. Зура начала вытаскивать куски из казана на деревянное корытце, а мы наскоро переобулись, сели в кружок. Тойчо поднес мне, Бере, Уку тазик, слил теплой воды на руки, передал протянутое Зурой полотенце. Потом постелил клеенку. Зура подносила пиалы, баурсаки, лук, а Тойчо быстро все это раскладывал, порезал дольками лук. Начали с бульона. Тойчо налил его в большие пиалы, поднес каждому из нас. Зура и дети устроились отдельным кружком.
После бульона ели мясо, потом пили чай. Пир удался на славу. Как видно, Уку затеял его в честь моего приезда, приветствовал гостя. Между прочим, чабаны, смеясь, спросили меня, понравился ли мне вкус мяса. Не понимая, в чем подвох, я попытался вспомнить, отличался ли вкус от обычной говядины? Оказывается, это было мясо яка. Уку и Бере ездили за ним в бригаду яководов, работавшую на соседней речке.
Мы еще побеседовали о разном. Спрашивал в основном Бере, а Уку прислушивался, присматривался к разговору. Тойчо вел себя как младший, как мог служил нам и на первый план не лез. Казалось, что Уку присматривается ко мне, пытается понять, хорошо ли, что ему достался такой необычный и к тому же долгий гость. Как видно, реакция Бере — близкого друга — была для Уку важна.
Потянулись однообразные рабочие дни. Выход в восемь, до двенадцати подъем, потом чаевка, пастьба, в четыре начало спуска и в шесть у кошары. Таким был наш ежедневный распорядок.
Овцы ожидали момента, когда их выпустят из загона, в волнении, часто блеяли. Проголодавшись за ночь, они, понятное дело, ждали начала пастьбы. Однако, оказавшись на воле, отнюдь не бежали сами вперед. Наоборот, бестолково жались в кучу, шарахались всей массой то в одну, то в другую сторону. Ежедневно Тойчо начинал с того, что, войдя в глубь отары, выгонял, угрожая таяком, наружу коз, их направлял вперед, а уже сзади тянулась остальная отара. Довольно скоро я узнал, что не все козы способны слушаться человека, бежать куда гонят. Вроде бы нехитрый навык — двигаться от опасности, и тот требовал определенного опыта, а правильнее сказать, разума. Добиться этого от большинства овец и коз не удавалось, они испуганно блеяли, старались прорваться обратно к отаре, забиться в глубь ее. Вожаками служили два козла — серко, очень приметные и размером рогов, и окраской. Чабаны специально вырастили их, учили. Тойчо смеялся, что серко умнее человека: три «языка» знает — понимает и людей, и коз, и овец.
