Секонд взял телефонную трубку, спросил:
— Рация? Не удалось связаться? — послушал и, положив трубку, доложил: — Нет, Аркадий Платонович, не отвечают. Да у них вряд ли и рация есть на борту. Я эти суденышки знаю. Вроде шхуна, только что у них с парусами творится, вы посмотрите, Аркадий Платонович. Поставлен лишь один грот, даже грот-топсель не поднят, а передняя мачта вовсе голая.
Капитан ничего не ответил.
— Что случилось, Володя? — тихонько спросил я штурмана.
— Суденышко какое-то болтается. Идет под парусом, словно пьяное, такие вензеля выписывает, — так же тихо ответил он.
— Пятнадцать градусов право, — негромко и властно скомандовал капитан.
— Есть пятнадцать градусов право! — повторил рулевой, нажимая кнопки на пульте управления.
На таких больших современных судах, как «Богатырь», традиционных штурвалов давно нет и в помине. Их заменяют рулевые колонки с рычажками и кнопками.
Секонд тут же, глянув на большие часы, висевшие на переборке, сделал пометку в судовом журнале об изменении курса. Володя у нас аккуратист, сказывается военная выучка.
— Подойдем, Аркадий Платонович? — спросил штурман.
— Придется.
Я осторожно потянул Волошина за рукав и, когда Сергей Сергеевич оторвался от бинокля и вопросительно посмотрел на меня, кивком показал ему на дверь рубки, а потом глазами на озабоченного капитана. Волошин понимающе кивнул, и мы с ним покинули рубку, не дожидаясь, пока нас выставят.
— Что там такое, Сергей Сергеевич? — спросил я, когда мы вышли на палубу. — Дайте глянуть.
Он дал мне бинокль, и я увидел небольшое двухмачтовое суденышко. На корме его крупными белыми буквами было выведено название: «Лолита». Парус был поднят только на задней мачте. Ветер надувал его, и суденышко плыло довольно быстро, судя по белым усам вспененной воды у форштевня. И в то же время двигалось оно как-то неуверенно. Порой слишком глубоко зарывалось носом в набегавшие волны и тревожно дергалось из стороны в сторону.
На палубе загадочного суденышка я не обнаружил ни одного человека, хотя осмотрел ее в бинокль внимательно, метр за метром, от носа до кормы.
Что-то пробормотав, Волошин направился обратно к рубке.
— Замолвите и за меня словечко, Сергей Сергеевич! — крикнул я, догадавшись, куда и зачем он пошел.
И вот мы, замедлив ход, плывем неподалеку от странного судна. Ближе подходить опасно, оно ведь не управляется и, не ровен час, еще врежется в наш борт.
Хотя мы уже несколько раз давали тревожные, басовитые гудки, только вроде бы донесся какой-то визг, а потом словно петушиный крик.
