— Да уж.
— Но с твоим хвостиком история веселее — к Даниилу с первого курса прилип образ полного отморозка с тараканами. Одно время я часто о нём слышал. И даже помогал кое-кому узнать, где он и кто он. Представить страшно, сколько у него этих тайных воздыхательниц, которые готовы на всё, только никак не решаются подойти.
— Я думал, наоборот. Он кажется легкомысленным и доступным…
— С твоей колокольни — возможно. А дамы любят высасывать из пальца целую эпопею и подогревать интерес. Я у них вообще чуть ли не подпольный наркобарон, пф.
Я встал. Вестибулярный аппарат всё ещё барахлил, но еда и никотин действительно облегчили общее разбитое состояние.
Мы помолчали. Никита плевал в окно, я — пялился на его узкую, как лезвие, спину. Прежней неприязни к нему больше не испытывал. Осталось только понимание и совсем ещё неокрепшая, чисто человеческая симпатия.
— Слушай… спасибо за всё. Ты сука, но не негодяй. И будет просто прекрасно, если всего этого больше не повторится.
— Пожалуйста. Домой собрался?
— Угу.
— Тебя проводить?
— До метро далеко?
— Минут десять.
— Тогда не стоит, с навигатором как-нибудь доберусь.
Наблюдая за тем, как я влезаю в пальто, Никита стоял неподалёку и выглядел немного устало. Мне кажется, начнись наше знакомство с менее бредового эпизода, со временем мы могли бы стать друзьями.
Хотя кто знает, загадывать не стоит.
— Не забывай о нашем договоре. Расскажи всё сам или это сделаю я.
— Я попробую, Никита. Давай, до когда-нибудь, если жив останусь.
И я ушел, а точнее — уполз на автопилоте, игнорируя все мыслительные процессы и сумбурные эмоции.
Разобраться в случившемся в своем нынешнем состоянии я был просто неспособен.
Два дня мне пришлось провести в полуспячке — отходил. Отходил, забравшись под тяжелое одеяло и ворочаясь с боку на бок, одним глазом пялясь в окно, на сырую, горьковатую осень, другим — на ленту новостей вконтакте.
Поначалу мать была готова меня придушить, но сжалилась, когда увидела на месте сына неспособное жить тело, расплющенное наковальней реальности и перехватив мой полный тоски взгляд.
Я дошел до того, что вечером второго дня утащил к себе в комнату клетку с Ньютоном, сидел на полу и методично, по штучке, скармливал ему всякое — семечки, арахис, ягодки.
— Что с тобой, Костя? — тихо спросила мама, сменив обычную суровость на мудрую материнскую заботу.
— Дурак, — ответил я. И вдруг понял, что больше не могу молчать. — Мам, мне надо тебе кое-что важное сказать.
