— Если нужны врачи, самые лучшие, если нужны лекарства, любые, из Кремлевки, я...— Лосев опять порывисто встал, готовый вот прямо сейчас кинуться за самыми лучшими врачами и редчайшими лекарствами.— Вы подтверждаете, я — отец!
— Да погоди ты вступать в права отцовства,— сказала Кира.— Не доказаны еще твои права.
— Узнаю! Докажу!
— А ты, Андрей, если можешь, просто так помогай девочке,— сказала Айкануш.— Вот видишь, какой ты. Тебе сперва надо узнать, что это родная кровь тебе, а уж тогда...
— Нет! Все не так! Но должен же я знать правду! Если я отец...
— Хватился!—усмехнулась Кира.— Пока ты собирался к нам сюда, давно отыскался Танин отец.
— Кто?!
— А вот я, Айкануш, Петя. Еще с десяток имен могу назвать. Все мы единый ее отец. А она нам дочь. Она нам души наши лечит своей добротой. Она нужна нам больше, чем мы ей. Ты пойми, умный-разум- ный, что она для нас значит. И Нина такой же была. Беды не озлобили ее, не оттолкнули от людей, а отворили душу. Все для других — вот она какой была. Это редкость нынче — такие люди. Я бы хуже была, еще хуже была б — признаюсь! — если бы не Нина, не Таня. И Петя бы наш давно спился, если б не Нина, не Таня. Можешь ты это понять?
— А он ее в чемодан — ив Москву! — совсем разволновался Рогов, в забывчивости наливая себе в пиалу вина. Хлебнул, яростно покривился, поник.—А он ее в чемодан... Крадут же картины, скульптуры, иконы... Из церквей крадут... Им что!
— Понял,— сказал Лосев.— Велите уехать мне?
— Не понял,— сказала Айкануш.— Раз позвонила, ты нужен девочке. Ты не о себе сейчас думай, о ней. Вот этот Чары, режиссер этот молодой, твой коллега, он почему к нашей Тане потянулся? Потому что любит или потому, что тебя уважает?
— Как же, Лосев подсобит, протолкнет! — Рогов зло затряс головой.— Покровительство нынче в ходу!
— Петя, замолчи! — прикрикнула Кира.— Пей уж лучше!
— Мне показалось, он искренен с ней,— сказал Лосев.
— И мне так кажется,— сказала Кира.— Но вы артисты, вам прикинуться ничего не стоит. Таня не красотка у нас и не такая уж молоденькая. Что — вдруг?
— Он учился у тебя в Москве,— сказала Айкануш.— Скажи, каким был?
— Прямой. Взрывной. Но и скрытный. Часто уходил в себя.
— Вот! — насторожилась Кира — Скрытный! Нина была права.
— Она колебалась,— сказала Айкануш.— То он ей нравился, то нет.
— И что ни говори, туркмен,— сказал Рогов.— Я подмечаю, он своим обычаям очень предан. У них как — в Москве он за столом, а дома на ковре, в Москве женщинам ручки целует, а дома у него женщина на кухне содержится.
